Действуй, мозг! Квантовая модель разума. Роман Бабкин

не то, что Левин активно заимствовал такие понятия, как «физическое поле» и «валентность», а то, что попытался устранить из природы человека грубую физиологическую составляющую. Психолог стремился вернуть утраченную веру в человечество и человечность.

      С одной стороны, вышло чересчур схематично. Левин почти буквально воспроизвёл логику четырёхмерного пространства-времени из общей теории относительности. Выделил в человеке измерения: личностно-субъективное («персона»), социально-объективное («среда»), соотношение субъективное/объективное («персона»/среда) и измерение психологического времени («временная перспектива»).^34,35 Получилась довольно умозрительная концепция, которую справедливо упрекали в субъективизме.³⁸

      С другой стороны, именно идеи Курта Левина определили теорию и практику доброй половины современных психологических школ.

      Как бы там ни было, четырёхмерный ли, трёхмерный ли мозг-машина – суть модели не менялась.

      Мейнстримное научное объяснение, хоть и находилось в кризисе, поколеблено не было. Специалисты не желали уступать в том, что обеспечивало им монополию в области самопознания.

      К середине XX века накопилось немало версий механического мозга.

      В представлении Декарта разум был воплощением «живой машины»; Сеченов описывал человеческий мозг как «электрическую машину»; Павлов – «рефлекторную машину»; Фрейд – «динамическую машину»; Юнг – «духовную машину»; Выготский – «культурно-историческую машину»; Левин – «пространственно-временную машину» и т. д.

      Эти версии соперничали, во многом повторяли друг друга и, разумеется, объявляли себя самыми правильными.

      В 1934 году в Ленинград, в гости к Ивану Павлову приехал Нильс Бор.

      В то время физик вёл активную просветительскую работу: разъезжал по миру в надежде завербовать как можно больше сторонников новейшей научной концепции.

      Учёный, в сущности, ставил вопрос о синтезе физики и биологии на основе квантовой теории. С позиции этой концепции он в 1913 году объяснил строение атома, и сделал это лучше, чем Резерфорд, принимавший в расчёт только классическую теорию электродинамики.

      Бор ясно сознавал необходимость коррекции ключевых «естественнонаучных» теорий с учётом обновленного знания. Несмотря на напряжённую интеллектуальную работу в своей области, физик счёл необходимым изучить актуальную нейрофизиологическую проблематику.

      За два года до встречи с Павловым он писал: «Признание важного значения черт атомистичности в механизме живых организмов само по себе не является …достаточным для всестороннего объяснения биологических явлений. <…> Не следует ли добавить к нашему анализу явлений природы ещё какие-то недостающие пока фундаментальные идеи, прежде чем мы сможем достигнуть понимания жизни на основе физического опыта?». ³

      Неизвестно, беседовали ли, среди прочего, об этом Павлов и Бор во время их