Чёрная луна. Галия Алеева

от странного ощущения. Казалось, что вдова прятала глаза в темные очки не из желания скрыть слезы, а потому что маскировала радость. Но доказательств, подтверждающих такие догадки, у него не было, поэтому Сергей просто отогнал неясные мысли.

      Но сегодня ночью, когда Лиза пришла заявить о пропаже ребенка, он уже отчетливо поймал внутри знакомый, бегающий холодок. Эта женщина точно не та, за кого себя выдает. Такое бывало с ним только рядом с братками из девяностых, которые могли на вид быть даже интеллигентными, но при этом не чурались пыток и жестоких расправ друг с другом. От того, что Лиза вызвала такие воспоминания Сергею стало жутко.

***

      Башня старинного монастыря из своих арочных отверстий обычно пялилась в окна его рабочего кабинета пустотой цвета бесконечности. Но сегодня, пока Лиза писала заявление, башня превратилась в маяк, направив на Сергея кровавый прожектор. Похоже, рабочие зажгли лампы в ее глубине. При этом возник странный эффект – не свет засиял внутри черных глазниц, а мгла засочилась из их чрева, отчего ночь в округе становилась темнее, чем была на самом деле.

      В голове Сергея появилась мысль: чтобы найти ребенка, нужна провокация.

      – Если ты считаешь, что Леву украли, давай привлекать СМИ.

      – Да, точно! И еще указать телефон, если они захотят выкуп. Вдруг позвонят! – оторвалась она от листа.

      – Лиз, а почему ты считаешь, что им нужен выкуп? – спокойно спросил Сергей.

      – Я не знаю… Просто накидываю варианты, – промямлила она, вернувшись к бумаге, и наигранно шмыгнула чистым носом.

***

      После общения с журналистами Сергей повез Лизу домой. Оба молчали весь путь. Он прислушивался к ощущениям рядом с ней. Она еле сдерживала себя в маленькой коробочке своего тела, чтобы не разорваться от яда внутри. В зеркале автомобиля Лиза увидела, что кто-то смотрел на нее оттуда – тот, кто носил ее шею, лицо, глаза и рыжие кудрявые волосы. «Растрепались. Это отлично» – подумал тот про себя, а Лиза трясущимися руками достала расческу из сумочки и стала судорожно водить ею по голове.

      Дома их ждал младший помощник Сергея. Ему поручили приглядеть за младшим полуторагодовалым сыном потерпевшей и заодно осмотреть квартиру.

      Когда-то голубые, а сейчас серо-желтые обои предательски обозначали границы своих полос, отходя от стен. С их цветом сливались межкомнатные двери, покрашенные лет двадцать назад белой краской. Сверху их украшали сырые полотенца и сваленное на сушку белье. Развесить его на балконе у Лизы обычно не хватало сил.

      На полу комнаты были разбросаны детские игрушки. На них с укором смотрел сервант, который видал еще бабушку Лизы. Как и хрусталь, натертый до блеска. Рефлекс водить мягкой тканью по старым вазам был глубоко всажен в Лизину голову. Она занималась этим по утрам каждое воскресенье, как учила мертвая бабуля, а со временем привычка превратилась в спасительный ритуал, помогающий уйти от действительности. «В любой непонятной ситуации натирай хрусталь. А также стекла и зеркала в серванте» – Лизин