Игра мистера Ди. Сесиль Монблазе

выдохнула Алиса.

      Ей было по-настоящему страшно, потому что её тонкие подвижные и радостные черты неожиданно застыли, а полная нижняя губа выпятилась вперёд.

      Я знал, что именно я должен был сделать. Я видел это даже в стеклянных глазах бронзовых собак, горящих фосфорическим, поистине адским светом. Тут только я заметил, что на смешной табличке с приветствием в слове «Welcome» буква «L» была неожиданно красного цвета, отливавшего на свету, как дорожный знак.

      Я громко вздохнул и просто, как бы между делом, произнёс:

      – Ну, я. Я капитан второй команды.

      – Так держать! Обожаю вас, русских!

      – Особенно вашего президента! Как он лихо на медведе рассекал!

      – Путiн – це лютый ворог украинського народу, – раздался одинокий голос, не скрывавший, впрочем, иронических нот.

      – Доброго вам здоровья, пан Шнейдерман! Дякую, що я миллионер! – расхохотался другой смуглый человек.

      Я тихо сидел: нарываться сейчас смысла не было. Надо было дождаться Ди, и уже тогда…

      Мой взгляд неожиданно поймал странный блеск в глазах шведа. Да, добрый лесной человечище был представителем именно этой нации – недалеко от начала спины, сзади, на красной от напряжения нести туповатую и косматую голову шее, отчётливо виднелись очертания неплохо набитого трекрунура. Зрачки викинга были неестественно широкими.

      – Берсерк он, наш Снорри, – вздохнула американка и примирительно посмотрела на шведского гиганта.

      Рыжие кулаки плавно и словно бы нехотя разжались.

      Алиса зашлась от подавленного хохота. Я прекрасно знаю этот смех: она поднесла левую руку к губам, как будто бы поправляя светлую прядь своего топорщившегося в разные стороны каре, а её глаза тем временем то увеличивались, то уменьшались, образуя небольшие морщинки. Рот её, светло-алый моллюск на белоснежной скатерти, был прикрыт, но я уже ощущал острые ракушечные края, которые впивались в нижнюю, немного отвислую, «габсбургскую», как она это называет, губу. Я смотрел на неё и ощущал внутренний, смутно осознаваемый протест против её смеха. Я хотел сломать его, как ломают ветки деревьев, пока не раздастся их жалобный холодный хруст. И точно так же я желал услышать её смех полностью. Или плач. Или возглас изумления. Или… что-то ещё?

      Трекрунурщик, как я мысленно назвал Снорри, дотронулся до меня рукой и показал что-то блестящее во внутреннем кармане своего дипломата. Американка озабоченно нахмурилась. Кажется, звёздно-полосатая патриотка могла предугадать действия своего товарища за много миллиметров вперёд по его небольшим мозговым извилинам.

      – Careful with that axe, Eugene, – примирительно сказал я, на всякий случай примериваясь дать точный удар серебряной ложкой под великанские ребра.

      Американка зашлась в хохоте, который прозвучал для меня, как исполнение «Полёта валькирий» в сумасшедшем доме.

      – Планируете ли вы обыграть Ди или уйдёте сразу? – шепнул мне Алавердян, садясь по левую руку от меня.

      Его лицо было настороженно-удивлённым.

      – Mochiron, –