Сила басурманская. Сергей Панарин

усмехнулся, вспоминая популярную присказку:

      – И слонов тоже?

      – Особенно слонов! – книжник сделал ударение на слово «особенно». – В северных пределах Эрэфии, в вековых льдах, находили огромных мохнатых слонов. Я усматриваю, что в пору большого похолодания слоны бежали в теплые края, где и облысели, потому что шуба в жару не нужна.

      Старшой подумал, что при правильном подборе фактов и грамотном их перевирании можно доказать любую, даже самую несусветную ересь. Вон, умудряются же новые «историки» повернуть так, будто бы монгольского ига не было.

      Часа в два дня перед путниками показался предсказанный Неслухом ярмарочный поселок.

      Крупное Оптовище и вправду было немаленьким. Выехав из леса, путники придержали коней перед спуском в долину и узрели бескрайний деревянный городок, занявший большое поле. Домишки были приземистыми, похожими на ангары. В центре стояло большое, в три этажа, здание. На улицах царило столпотворение. Пешие, конные двигались туда-сюда, а на крупных трактах обнаружились самые натуральные пробки. Возницы многочисленных телег орали друг на друга и правительство да досадливо стегали кнутами ни в чем неповинных лошадок. Царила глобальная толчея.

      У каждого домика был устроен прилавок, повсюду кипела торговля. Здесь было все: ковры, горшки, лещи, калачи, ткани, латы, сарафаны, упряжь, сапоги-скороходы и лапти-медленноброды, писало обыкновенное и стирало заповедное, мед папоротниковый и птичья икра, честность цыганская и хитрость простодырая, глупость книжная и мудрость лубочная… До путников доносился говор горячий, звон монетный, шорох купюрный, стоны прогадавших да смех нагревших руки. Смутные запахи также совращали: тут и сладости, и пряности, и много еще чего… Истинно русская раздольность сквозила в каждом фрагменте цветастой мозаики, раскинувшейся перед потрясенными путешественниками.

      Загорелись, запылали алчным огнем глазенки персиянского купца, затеребил бородку Абдур-ибн-Калым. Жажда предаться неуемному торгу заставила тронуть каблуками бока лошадок, потереть вспотевшие ладошки, судорожно сглотнуть накатившую слюну.

      – Эй, эй! Уважаемые! – окликнул летописец. – Тпру!

      – Не стреноживай жеребца рынка ветхими путами властных запретов, – отмахнулся, не оборачиваясь, Торгаши-Керим.

      – Нельзя вам туда! – Неслух закусил губу. – Пропадете!

      – Кто, мы?! – Купец расхохотался. – Я прошел пекло восточного базара, ад западного торжища и чистилище мангальского барахло-продая.

      Иван переспросил летописца:

      – Барахло-продая?

      – Рынок по-тартарски, – поморщился книжник, понукая серого ослика. – Уважаемые! Опомнитесь, не вернетесь же!

      Но купец и его провожатые с обозом уже вовсю катили в радушно открытые ворота Крупного Оптовища.

      – Остановите их! – призвал близнецов Неслух, и в его блеющем голосе явственно звучала мольба.

      – Да что случилось-то? – буркнул Егор. – Мужики на барахолку едут…

      Старшой тоже недоумевал, с чего это завелся летописец. Тот нетерпеливо подстегивал