Напролом. Дик Фрэнсис

вы не задумывались над тем, кто это мог сделать?

      – Да нет… – Он нахмурился. – Я решил, что кто-то хочет оказать мне услугу.

      – Хм, – сказал я. – А вы вообще выписываете «Знамя»?

      – Нет. Я получаю «Таймс» и «Спортивную жизнь».

      Я поблагодарил его и ушел. Отнес выигранные Холли деньги водопроводчику. Тот очень обрадовался и ответил примерно то же, что и торговец кормами. Он нашел «Знамя» на коврике у двери около семи утра. Кто его принес, он не видел. Мистер Аллардек задолжал ему за починку водопровода еще с лета, и, надо признаться, он позвонил ему и пригрозил обратиться в суд графства, если тот немедленно не заплатит.

      Выписывает ли он «Знамя»?

      Выписывает. В пятницу ему принесли два номера.

      – Вместе? – спросил я. – В смысле они оба лежали вместе на коврике у двери?

      – Да.

      – Один на другом?

      Он пожал плечами, подумал и сказал:

      – Насколько я помню, тот, где была статья, обведенная красным, лежал снизу. Странно, я сперва подумал, что это почтальон принес два номера. А потом увидел выделенную заметку и решил, что кто-то из соседей хочет меня предупредить.

      Я сказал ему, что из-за этой истории Бобби оказался в очень тяжелом положении.

      – Да уж, наверно! – Он фыркнул. – Платить-то никто не любит. Вот когда у них трубы полопаются, деньги сразу у всех находятся. Как подморозит хорошенько…

      Я заехал еще к трем кредиторам, указанным в списке. Поскольку им еще не заплатили, они разговаривали со мной более резко и не горели желанием помочь, но общая тенденция была все та же. «Знамя» доставили до того, как появились почтальоны с утренними газетами, и никто не видел, кто его принес.

      Я снова отправился на почту и спросил, во сколько обычно почтальоны начинают разносить газеты.

      – Газеты привозят около шести. Мы раскладываем их по пачкам, и почтальоны начинают их развозить около половины седьмого.

      – Спасибо, – сказал я.

      Мне кивнули.

      – Не за что, заходите еще.

      Как видно, операция была проведена чисто и с полным соблюдением конспирации. Это встревожило меня еще больше. И я отправился к своему деду, в тот дом, где я вырос: большой дом, окрашенный под кирпич, с карнизами, похожими на забавно вздернутые брови, поверху натянута колючая проволока.

      Когда я въехал во двор, там никого не было. Все лошади оставались в денниках, и обе половинки дверей были закрыты, потому что день стоял холодный. Это был последний день сезона гладких скачек, и потому никто не выезжал на Поле тренировать лошадей. «Зимовка», как всегда называл это мой дед, уже началась.

      Я нашел его в офисе. Он сосредоточенно печатал письма. Видимо, очередной секретарь снова ушел от него, не выдержав вечных придирок.

      – Кит! – воскликнул он, на секунду оторвавшись от своего занятия. – А я и не знал, что ты зайдешь! Садись, выпей чего-нибудь. – Он махнул худой рукой на стул. – Я сейчас. Проклятый секретарь сбежал. Никакого уважения к старшим, совершенно никакого!

      Я сел и принялся смотреть, как