Полное собрание впечатлений. Александр Каневский

по бульварам каскады зерна, к которому слетаются воробьи, синицы, щеглы, попугаи. У киосков с мороженым в очереди стоят пионеры и пингвины…

      Да, пока это – наивная фантазия. Но я верю: когда мы перестанем покорять природу, а начнем её уважать, любить и мирно сосуществовать с ней, когда поймем, что наши меньшие братья – не двоюродные, а родные, тогда такая утопия может стать реальностью. Ведь есть уже заповедные леса, заповедные горы, заповедные пустыни – почему же не быть и заповедным городам? Животные и сейчас живут с нами рядом, но не на равных – без прав и охранных грамот, отданные не только нашей доброте, но и нашей жестокости и равнодушию. А ведь животные в городе – это целый пласт жизни: судьбы, характеры, драмы и трагедии. Я знаю много историй о наших четвероногих и крылатых согражданах – несколько из них сейчас расскажу.

      У меня был кот, старый, потертый, потрёпанный. Его звали Виля. Всю свою жизнь он провёл накрышах и чердаках в окружении мурлыкающих поклонниц и шипящих соперников. Он умел драться, был весь в шрамах, с оторванным ухом. Однажды я наблюдал, как он эффектно, по-мушкетерски, раскидал трёх своих противников.

      Проведя бурную неделю драк и любви, он возвращался домой, дня два отлеживался на кухне и снова мчался на поиски приключений. С годами он обрюзг, обленился и уже большую часть времени проводил на кухне. Он вообще уже не бегал бы на чердак, но ему приходилось поддерживать прежнюю репутацию. Когда на чёрном ходу раздавалось нежное призывное мяуканье, Виля прикрывал голову лапой и делал вид, что не слышит… Если нежные призывы не прекращались и кот видел, что я за ним наблюдаю, он нехотя вставал, потягивался и тоскливо направлялся к двери.

      Он был бы счастлив, если б я не открыл ему или хотя бы стал его отговаривать. Но я всегда завидовал его успеху, поэтому безжалостно распахивал перед ним дверь – и он вынужден был влипать в очередную амурную историю. Я назвал кота Вилей в честь моего школьного приятеля, которого он очень напоминал и в период своей бурной молодости и тогда, когда оба они донжуанствовали уже по инерции.

      Погиб мой кот красиво, по-мужски: местные коты, которым надоело его лидерство, объединились и устроили ему засаду. Виля дрался, как Д'Артаньян: половину из них раскидал и изувечил, но силы были не равны, его смертельно покусали. На последнем издыхании он добрался до пятого этажа и испустил дух под нашей дверью.

      Мы с сыном похоронили его за гаражами и на его могиле посадили маленький тополёк, который вскоре вырос и устремился к небу.

      С тех пор прошло много лет. Но когда я сейчас слышу за окнами кошачьи вопли, я понимаю, что это кошки уже новых поколений оплакивают Вилю, мужественного рыцаря и отважного любовника, оплакивают качества, которые сегодня так редки, увы, не только в кошачьем мире.

      Когда Виля жил у нас, дочь была ещё очень маленькой, я водил ее в садик на соседнюю улицу. Этим садиком много лет заведовала старая, опытная Клавдия Михайловна. Она обожала детей