Полное собрание впечатлений. Александр Каневский

в плечи.

      – На вас направят главный удар, – предупредил меня Павел Иванович. – Вы подумали, как вы будете нести знамя социалистического реализма?

      Посмотрев в его проницательные, немигающие глаза, я вспомнил поговорку «Каков вопрос, таков ответ» и сообщил:

      – Подумал. Я буду нести это знамя молча.

      Сжал руками невидимое древко и поднял его над головой. Павел Иванович вздрогнул от неожиданного ответа, но мой верноподданнический жест его убедил.

      – Ну что ж… – глубокомысленно произнес он. – Может, это и есть выход…

      – Выход, выход! – успокоил его я, тем самым завершая обсуждение, и мы, как школьники после урока, радостно выбежали на улицу.

      Назавтра эта «опасная» встреча состоялась.

      За красиво накрытым столом мы пили чай, кофе. Во главе стола сидели Павел Иванович и молодая очаровательная актриса Гданьского театра (фамилию не запомнил). Она непринуждённо, как хорошая хозяйка, вела беседу. Потом поднялся Павел Иванович и произнёс речь, посвящённую борьбе за мир. Она вся состояла из набора проверенных и утверждённых цитат. Но очевидно, непринуждённость соседки по столу заразила докладчика, и он решил оригинально завершить своё шаблонное выступление, для чего взял в свою ладонь крохотную ручку актрисы и игриво произнес:

      – Чем воевать, лучше дамам ручки целовать!

      Но поцеловать не решился, а просто, по-товарищески прихлопнул её невесомую ладошку своей пудовой. Актриса скривилась от боли, затем профессионально улыбнулась, незаметно спрятала свою дружески избитую руку под стол и долго её там массировала. Конечно, ей уже было не до провокационных вопросов, поэтому встреча прошла на должной высоте…

      Я надеялся, что у меня хватит чувства юмора и силы воли, чтобы пройти эти испытания тупостью и жлобством, до конца оставаться в роли ироничного наблюдателя и ни во что не вмешиваться. Но однажды я всё-таки не выдержал. Это было к концу поездки. У Павла Ивановича закончились деньги, не за что было покупать «Выборову» и от этого вынужденного воздержания он совершенно озверел: слетела маска «заботливого народного вожака», исчезла «Ленинская простота», он стал мрачен, груб и агрессивен. Однажды, придя на ужин, я увидел, чтомоя соседка по столу, ткачиха из Днепропетровска, славная, тихая женщина, сидит над своей тарелкой и горько плачет.

      Я спросил, что за причина – она продолжала плакать. За неё ответила её более бойкая землячка, сидящая рядом:

      – Она пожаловалась, что суп пересолен, а он (она указала на соседний столик, где ужинал наш парторг) как крикнет: «А ну, не выступай, дома и не такое жрёшь! Обнаглели за границей!».

      За столиками наступила тишина. Павел Иванович, сидящий к нам спиной, не оглядываясь, продолжал есть.

      – Молодец, Павел Иванович! – громко сказал я. – Если вы, Анна Петровна, после этого не выплеснули суп в его физиономию, значит, он поступил правильно. Продолжайте в том же духе, Павел Иванович, они стерпят!

      Тишина