След хищника. Дик Фрэнсис

после прочтения сквозь то отверстие. – Она помолчала. – Они выключали музыку только тогда, когда записывали меня.

      – Вы видели микрофон?

      – Нет… но я четко слышала сквозь палатку, как они разговаривают, потому я думаю, что они записывали меня снаружи.

      – Вы могли бы припомнить их голоса?

      Она невольно вздрогнула.

      – Два – да. Они больше всего говорили. Но были и другие. Тот, что делал записи… я узнаю его. Голос был такой… холодный. Второй был такой отвратительный… казалось, он наслаждается этим… но хуже всего он был в самом начале… или я привыкла, и мне стало все равно. Затем был один, который все время извинялся… «Прошу прощения, синьорина», – говорил он, когда приносил еду. А один просто ворчал… Никто из них не отвечал, когда я говорила.

      – Синьорина, – сказал Пучинелли, – если мы прокрутим вам одну из тех записей, что получил ваш отец, вы скажете нам, если узнаете голос?

      – О… – Она сглотнула. – Да, конечно.

      У него с собой был маленький магнитофон и копии записей. Она опасливо смотрела, как он вставляет кассету и нажимает на кнопку. Ченчи крепко взял ее за руку, словно мог защитить от того, что ей предстояло услышать.

      – Ченчи, – послышался ЕГО голос, – ваша дочь Алисия у нас. Мы вернем ее после того, как вы заплатите пятнадцать миллиардов лир. Послушайте голос своей дочери.

      Щелчок. Затем голос Алисии. Потом снова ОН:

      – Поверьте ей. Мы ее убьем, если вы не заплатите. Не тяните. С карабинерами не связывайтесь, иначе вашу дочь изобьют. Мы будем бить ее за каждый день опоздания, а также…

      Пучинелли решительно нажал кнопку, резко и безжалостно отсекая самые страшные, мерзкие угрозы. Алисию и так трясло, она едва могла говорить. Она коротко и выразительно кивала.

      – Вы можете поклясться?

      – Д-да…

      Пучинелли убрал магнитофон.

      – На всех записях один и тот же мужской голос. Мы провели экспертизу голоса, чтобы быть уверенными.

      У Алисии пересохло во рту, она с трудом сглотнула слюну.

      – Они меня не били. Даже не угрожали. Они ничего подобного не говорили.

      Пучинелли кивнул.

      – Угрозы были для вашего отца.

      – Папа, – с напряженным волнением сказала она, – ты же не заплатил столько? Это же все… ты же не мог…

      Он ободряюще покачал головой.

      – Нет-нет, ничего подобного. Не волнуйся… успокойся…

      – Простите, – сказал я по-английски.

      Все удивленно повернулись ко мне – словно вдруг обои заговорили.

      – Синьорина, – спросил я, – вас ни разу не перевозили с места на место? Особенно четыре-пять дней назад?

      Она покачала головой.

      – Нет.

      Однако ее уверенность поколебалась, и, нахмурившись, она сказала:

      – Я все время была в палатке. Но…

      – Что «но»?

      – Последние несколько дней чувствовался запах свежего хлеба, как в пекарне, и свет был вроде бы ярче… Но я подумала, что они, наверное, отодвинули занавески… хотя я вообще-то мало о чем думала. В смысле, я так много спала… так было лучше…