Лестница в Эдем. Дмитрий Емец

по мокрому асфальту.

      Они были уже на эскалаторе, который Антигон недолюбливал из-за возможности застрять ластами, когда Ирка повернулась к кикимору и серьезно спросила:

      – Слушай, Антигон… вот что меня смущает… ведь, в общем-то, если разобраться, я не сильно хуже остальных валькирий. Почти каждую можно в чем-то упрекнуть. Почему же именно меня перестает слушаться копье? И на моих силах сказывается всякое мелкое нарушение кодекса, всякая внутренняя слабость? Что я, рыжая?

      Антигон серьезно посмотрел на нее.

      – Они, хозяйка, плывут на одном корабле, сообща, и силы у них общие. Вы же, хозяйка, одиночка и плывете на утлом челноке своего одиночества. Ничего удивительного, что им проще. Понимаете?

      Ирка мотнула челкой.

      – Не особо.

      – Да, хозяйка, они не идеальны. У каждой свои недостатки, но все вместе они единое целое. Одна падает, а другие ее подхватывают, хотя, может, и не догадываются, что подхватывают. Когда корабль большой, можно его даже пораскачивать немного – он выдержит. А челнок раскачивать нельзя, и за борт падать нельзя – некому будет вытащить. Ну разве только старине Антигону!

      Кикимор самодовольно разгладил бакенбарды и тотчас подпрыгнул, спасая перепончатые ласты от прожорливых зубцов эскалатора.

      – Так, может, я и не свет вовсе? Можно ли служить свету, если не ощущаешь себя светом? – обреченно спросила Ирка.

      Антигон пугливо замотал всклокоченной башкой.

      – Даже и в голову не берите эту глупость, хозяйка! Сплюньте и язык железной мочалкой потрите! А кому еще служить? Я-то не очень в этом смыслю, но маманя моя любила повторять: «Пускай скрипучее колесо, кривое – главное, что в нужную сторону едет!» – сказал он.

      Ненадолго заскочив в «Приют валькирий», Ирка наскоро побросала в рюкзак вещи и устремилась на вокзал.

      Глава 2

      Письмо от Троила

      Ты стоишь тем меньше, чем дороже тебе хочется казаться.

«Книга Света»

      Евгеша Мошкин нежно погладил кастет. В шумное общежитие озеленителей он отправлялся теперь не иначе чем с подобной страховкой.

      – Пушкина уважаешь? – спросил Мошкин.

      – А если скажу «не уважаю», тогда что? Локтем с разворота в голову, а потом захват за шею и добив коленом? – лениво поинтересовался Меф.

      Две минуты назад он закончил стоять на кулаках и теперь валялся на диване, вкушая расслабляющую радость безделья.

      Заметив в глазах Евгеши скорбное недоумение, Меф перестал придуриваться.

      – Ну уважаю… Мысль-то какая?

      – Помнишь, в царе Салтане есть «ткачиха с поварихой с сватьей бабой Бабарихой»?

      – Это которые вредят?

      – Да. Я вот все время пытаюсь понять. Ткачиха с поварихой понятно, почему завидуют. А сватья баба зачем лезет? Ей-то какая выгода?

      Меф закинул босые ноги на спинку дивана и с удовольствием пошевелил пальцами.

      – Так жизнь устроена. Кому меньше всех надо, тот больше