Осталось четверо…. Мария Герасимова

на песок.

      Сколько я так просидела, не могу сказать. Да и к чему? Смотреть на часы и запоминать, сколько времени прошло с момента авиакатастрофы? Даже минута до спасения покажется вечностью, а мы уже почти сутки здесь.

      Я так и сидела без дела, и мои мысли блуждали без какого-либо направления, пока взгляд не поймал бегающую по берегу Эмму. Я стала следить за ней: то она пыталась откопать камень, то взять палку и донести ее к костру. Она с таким умным видом, будто совершенно точно знает, для чего нужен уже потухший костер, смотрела на него. Именно в этот момент я осознала, что ради нее я должна приложить усилия, чтобы выбраться с этого острова. Не ради себя, не ради своих родных, которые… Я даже боялась представить, что они испытывают. А ради этой девочки, у которой еще вся жизнь впереди. И я не позволю ей оставаться на этом острове.

      Собрав в кулак всю решительность, которая у меня осталась, я забралась в самолет.

      Сказать, что меня начало мутить еще на подходе, – значит, ничего не сказать. Внутри самолета меня окатила волна зловония. Я бы даже сказала, смрада. Отвратительный, резкий запах человеческих испражнений. Я где-то читала, что после смерти мышцы человека расслабляются, и все выходит наружу. Судя по запаху, так оно и было. Не представляю, как Марк мог находиться здесь более минуты, да еще ходить внутри и приносить нам всем еду. Я с трудом сдерживала себя, чтобы не выскочить в ту же секунду, как вошла. Но я помнила, что необходимо провести подсчет продуктов и имеющихся вещей.