Спортивный журналист. Ричард Форд

и спросил:

      – Можно задать вам вопрос, Фрэнк?

      – Конечно.

      – Есть у вас человек, которому вы доверяете свои мысли? – Произнося это, Уолтер на меня не смотрел, но я почему-то чувствовал, что его гладкое мягкое лицо сразу и печально, и полно надежды.

      – Сказать по правде, наверное, нет, – ответил я. – Нет, никого.

      – А жене вы когда-нибудь доверялись?

      – Нет. Мы помногу разговаривали на самые разные темы. Это точно. Может быть, мы с вами понимаем под доверием разные вещи. Человек-то я не так чтобы скрытный.

      – Хорошо. Это хорошо, – сказал Уолтер.

      Я видел, что мой ответ озадачил его, но и удовлетворил; существеннее, впрочем, другое – лучшего я дать и не смог бы.

      – Увидимся позже, Фрэнк, – внезапно произнес Уолтер и, легко прихлопнув меня по руке, ушел в темноту, где один из Спанелисов еще продолжал ловить рыбу, хоть вода уже почернела, а резкий весенний воздух остыл настолько, что я укрылся от него в каюте и посмотрел там по телевизору несколько проведенных командой «Янкиз» подач.

      Однако, когда мы причалили, и все попрощались со всеми, и разведенные мужья отдали выловленных ими камбал и горбылей детишкам Спанелисов, я, готовый поехать прямиком к Викки и увлечь ее в Ламбертвилл, увидел у моей машины Уолтера Лаккетта, переминавшегося в парусиновых туфлях на гравии и похожего в темноте на человека, которому требуется срочно занять у кого-нибудь денег.

      – Что новенького, Уолли? – бойко поинтересовался я, вставляя ключ в замок дверцы.

      У меня оставался час, чтобы добраться до Викки, следовало поторапливаться. Ложится она рано, даже если не работает на следующий день. К своей карьере медицинской сестры Викки относится очень серьезно и хочет появляться на работе оживленной, веселой, поскольку считает, что многим ее больным не хватает тех, кто понимает всю бедственность их положения. В результате после восьми я к ней никогда не заглядываю.

      – Черт знает, что у нас за жизнь, не так ли, Фрэнк? – сказал Уолтер и прислонился к моему багажнику, скрестив руки и глядя с чем-то вроде приятного удивления, как машины других разведенных мужей и Спанелисов выезжают, покачивая задними огнями, с парковки и направляются к 35-му шоссе. Мужчины что-то кричали, сигналили, дети Спанелисов визжали.

      – Чистая правда, Уолтер. – Я открыл дверцу, но прежде чем сесть, вгляделся в него сквозь темноту. Руки в карманах, плечи сгорблены. Светлый свитер, длинный и мягкий, такие носили когда-то в загородных клубах. – Хотя, по-моему, совсем не плохая.

      – Да только спланировать ее нельзя, верно?

      – Чего нельзя, того нельзя.

      – Ты сто́лького не можешь предвидеть, а ведь все разложено у тебя перед носом, на виду.

      – По-моему, вы зябнете, Уолтер.

      – Позвольте, я угощу вас выпивкой, Фрэнк.

      – Сегодня не могу. У меня еще дела есть.

      И я заговорщицки улыбнулся ему.

      – Чуть-чуть, для согрева. Можно заглянуть в «Манаскуан».

      Бар «Манаскуан» стоял по другую