Не месяц Май. Евгения Чепенко

ходили внушительные мышцы спины и плеч.

      Ладно, ангел, допустим, я еще долго буду грезить тобой. Малой страстью не отделаюсь. Придется с этим смириться.

      Я опустила на мгновение веки, собираясь с мыслями, подняла их и обернулась. Хозяин доверчивых глаз стоял за перилами, держа в руках один из стаканов, и смотрел на меня с нескрываемым восторгом и восхищением. Я не удержалась от усмешки.

      – Что? – Он с улыбкой смотрел, как я приближаюсь.

      – Теперь мы одного роста.

      Ангел сказал свое флиртующее «х», подпрыгнул и выпалил:

      – Не, я ниже. Но ты все равно маленькая. – И смутился.

      Хорошо, сдаюсь, я буду грезить им очень, очень долго!

      Я сложила руки на поручне, будто прилежная школьница, и, опершись на локти, перегнулась через перила. Так наши лица разделяло не больше десяти сантиметров. Май чуть запрокинул голову, глядя на меня снизу вверх. Ясная бирюза подернулась темной дымкой страсти.

      – Действительно, ниже, – проговорила тихо я. Тембр получился грудным, мягким и немного хрипловатым. Прости, малыш, не удержалась! Ты такой сладкий!

      Ангел замер и беспомощно выдохнул в голос, чем привел меня в неописуемый восторг. Чего мне стоило не измениться в лице и продолжать все так же неотрывно смотреть в эти горящие желанием глаза, наблюдая, как вместе с бешеным биением пульса едва заметно расширяются и сужаются черные зрачки.

      – Ты такой красивый. – Нужно остановиться! Только я не хочу. Пусть он останется со мной. Господи, можно я возьму твоего ангела себе? Я буду обращаться с ним осторожно и бережно, сделаю все, что он пожелает, и не стану держать, если захочет уйти.

      Май совсем перестал шевелиться, лишь брови изогнулись в своей беззащитности еще сильнее, хотя, куда уж сильнее.

      – Я должна кое в чем тебе признаться. Это касается вчерашнего вечера.

      Бирюза мгновенно посветлела, а ее хозяин вдруг ожил, начал переминаться с ноги на ногу, стакан обхватил двумя руками, взор потупил и, кажется, что-то собрался сказать, но тут же передумал. Потом снова взглянул на меня решительно и даже рот открыл, но я его перебила:

      – Мне нравятся твои песни, они очень нежные и яркие. За ужином у меня никак не выходило сказать, что знаю, кто ты, и что в прошлом году тебя узнала.

      А ты о чем подумал, виноватый мальчик? Что я так просто облегчу тебе твое признание? Нет-нет. Всему свое время и место. Твоей возмутительной тайной я воспользуюсь чуть позже.

      С каким-то диким отчаянием и облегчением Май выдохнул и счастливо заулыбался.

      – Да? Правда? Ты…ты такое слушаешь? – Он вновь смущенно потупил взор и поднял на меня глаза. – А тогда я тебе не понравился?

      Ай, сладкий! Так внезапно и откровенно? Продолжай.

      – Понравился, только я испугалась.

      Теперь увидела Мая Неймана, который сосредоточенно хмурился, – незабываемое зрелище и, к слову, не менее сексуальное.

      – Чего испугалась?

      – Своего прошлого и тех необратимых последствий,