Ангел Безпечальный. Игорь Изборцев

же оттеснили от трапезы. Остатки банкетных прелестей сложили в коробки, столы освободили, и все это унесли в дом.

      – Простите, уважаемый Нечай Нежданович, мы на каком этаже разместимся? – спросила Аделаида Тихомировна. – Я бы хотела на втором. Это возможно?

      – Все вопросы к администратору, – рассеянно ответил Проклов, – мне срочно надо ехать к вашим коллегам в Половинкино. Они ведь, чай, тоже люди? Э-э, Порфирьев, подойдите-ка ко мне, – он поманил высоченного краснолицего мужчину и представил его: – рекомендую, администратор пансионата э-э… Порфирьев, прошу любить и жаловать, – похоже, имя-отчество своего подчиненного гендиректор забыл или просто не знал, – прошу его уважать и слушаться. Впрочем, надеюсь, это решится в рабочем, так сказать, порядке. Итак, все вопросы к нему, – Проклов поспешно ретировался к своему черному лимузину и тут же отбыл.

      Борис Глебович давно уже обратил внимание на этого могучего ростом и сложением мужика лет сорока – сорока пяти. Во время банкета он в общение ни с кем не вступал, молча пил водку стаканами, почти не закусывая, однако признаков опьянения не выказывал, лишь все более и более краснел лицом. Порьфирьев обвел притихших пенсионеров тяжелым взглядом. «Вот оно и начинается», – подумал Борис Глебович и не ошибся…

      – Слушай сюда! – рявкнул администратор. – Дурацких вопросов не задавать, следовать за мной, размещаться молча, где укажу. Далее все по распорядку!

      – Это как? – растерянно промямлила Аделаида Тихомировна.

      – Разговорчики! – рыкнул Порфирьев и скомандовал: За мной шагом а-арш!

      – В чем, собственно дело? Почему он так с нами разговаривает? – истерично выпалил Капитон Модестович. – Или это шутка?

      – Ну да, шутка юмора, – усмехнулся Мокий Аксенович, – в гробу мы видали таких шутников.

      – Жаловаться надо, что б впредь неповадно было, – строгим учительским голоском сказала Васса Парамоновна, хроменькая кособокая старушка, расплющенная сорокалетним педагогическим стажем, – мы таких шутников из школы быстро выпроваживали.

      Порфирьев ничего этого не слышал («И, слава Богу!» – подумал Борис Глебович), он уже отшагал метров тридцать вперед, причем в противоположную от красивого двухэтажного дома сторону. Остановившись, он обернулся и рявкнул:

      – Вы что оглохли, дедки? За мной! Или на улице будем ночевать?

      С ропотом и ворчанием пенсионеры двинулись вслед за администратором, прошли через хозяйственный двор, мимо поленниц с дровами и штабелей досок, и остановились около длинного дощатого сарая, переоборудованного в жилой барак. Причем, совсем недавно: под свежеокрашенными окнами неубраны еще были стружка и опилки.

      – Здесь будете размещаться, – Порфирьев ткнул кулаком в дверь, врезанную в наглухо заколоченные ворота, – передняя половина для мужиков, задняя – для баб. Все ясно, дедки?

      – Ладно, пошутили и довольно, – взвизгнул Капитон Модестович, – мы в полной мере оценили ваше чувство юмора, любезный. Ведите нас обратно.