Моногамия. Книга 3. Половина души. Виктория Мальцева

не сохранилось ни одной нити – все оборвались.

      Я ждала, что он заговорит о разводе, но он молчал. Я тоже. Честно говоря, мне было, что сказать, но боль так измучила, истерзала, что я боялась разрыдаться, если открою рот, а это уже унижение. Для меня нет ничего хуже унижения. Поэтому мы молчали оба. Я отвела взгляд первой и стала смотреть на море. Алекс поднялся и ушёл к детям, а ночью так и не появился в нашей спальне – уснул в комнате Лурдес.

      Я поняла, что это конец.

      Но как уйти и не поговорить? Так же нельзя! Пишу ему SMS с датой и местом нашего судьбоносного разговора. Он отвечает тем же способом, что явится непременно.

      И вот, мы сидим у окна в ресторане «Париж». За стеклом торопится быстротечная городская жизнь, но у нас, в нашем маленьком мире, нависшем над кованым столом с белой льняной скатертью, время остановилось.

      Я никак не могу начать разговор. Я – одна гигантская, выжженная кислотой рана, и сейчас меня начнут посыпать солью. Изо всех сил стараюсь не делать щенячьи глаза.

      Алекс жалеет меня и начинает первым.

      – Ты изменилась.

      – Ты изменил меня.

      – Я не хотел этого.

      – Никто не хочет. Некоторые вещи происходят сами собой.

      – Это верно.

      Молчание, опять долгое и густое, как кисель.

      Наконец, я собираю всю свою волю в кулак. Самое главное для меня сейчас – держать под контролем слёзы:

      – И в самом деле, всё изменилось. Пришло время, я думаю, менять правила игры.

      Его лицо вытягивается.

      – О чём ты?

      – Ты знаешь, о чём.

      Опять молчание. И снова начинает он:

      – Почему?

      – Мы уже это озвучили: всё изменилось.

      – Я не позволю.

      – Боюсь, я не вижу надобности спрашивать.

      – А Лурдес?

      – Конечно, она будет с матерью, ты же знаешь.

      – Ошибаешься.

      – Детям с матерями лучше.

      – Не в нашем случае.

      Я не понимаю, на что он намекает, так как вроде бы я была ей неплохой матерью, и решаю, что, вероятнее всего, он говорит о деньгах, ведь все его жёны уходят ни с чем.

      Отвечаю на этот намёк:

      – Мне ничего не нужно. Я заберу только дочь.

      – Я не отдам.

      – Это бесчеловечно.

      – А ты сама по-человечески поступаешь?

      Я снова не могу его понять. Может, он хочет, чтобы я терпела его измены, и мы жили как рыбки в аквариуме: у всех на виду, женатые, но не муж и жена, ради ребёнка?

      Говорю:

      – Это не мой вариант.

      Двусмысленный ответ, и это доходит до меня только потом.

      Алексу приходит SМS, он читает, на его лице напряжение и злость. Почти сразу он встаёт и, уходя, бросает мне:

      – Бери, что хочешь, дочь не получишь!

      Я в ужасе и шоке. Если я от кого и могла ожидать такое, то только не от этого человека…

      “In this shirt” by the Irrepressibles

      Спустя час мои ноги бесцельно бредут по осенним улицам Сиэтла. Мысли, мысли, мысли – так много, что