Степная царица. Святослав Воеводин

бы им не сказать все это мне в глаза? – насмешливо произнес Танасис.

      – Почему? Они объяснили мне, а я объясню тебе. Ты мой сын, сын царицы. Они не имеют права волосинки на твоей голове тронуть. А слов ты не понимаешь. Дерзишь, в драку лезешь. Как же с тобой сладить?

      – Раз не могут сладить, то пусть отвяжутся. Вот и весь сказ.

      Тут молчание нарушил Агнис.

      – Мальчик, – вкрадчиво произнес он, – ты, кажется, возомнил себя очень сильным и независимым? Пользуешься тем, что тебя не могут призвать к ответу? Такое поведение недостойно царского сына.

      – Я не мальчик, – процедил Танасис. – И я уже не просто царский сын. Мне шестнадцать. И мне самому пора сделаться царем.

      – Нет, – отрезал жрец.

      – Нет, – эхом откликнулась мать.

      Юноша поочередно посмотрел на них:

      – Вы сговорились? Не хотите добром отдать то, что мне причитается? Тогда я силой возьму!

      – Ничего ты не возьмешь, – произнес Агнис пренебрежительно. – И силы у тебя нет.

      – Нет? А если я возьму и…

      Вскипевший Танасис кинулся к жрецу, но вдруг с ужасом почувствовал, что не в состоянии оторвать ногу от земли. Он попытался выхватить меч, но рука тоже не подчинилась ему. Он не мог пошевелиться, мир вокруг него расплылся, превратившись в сплошное мутное пятно. Из этой мути на него смотрели два страшных глаза Агниса. А затем прозвучал его громоподобный голос:

      – Молчи, юнец! Не смей угрожать мне. Ты никто и ничто в сравнении с настоящей силой, нисходящей с небес. И власти ты не достоин. Мы с твоей матерью посовещались и решили, что трон ты получишь лишь на свое восемнадцатилетие. Да и то при условии, что возьмешься за ум. Отныне ты даже не посмотришь в сторону девушки из хорошей семьи, разве что захочешь взять ее в жены…

      Танасис слушал все это, и гнев в его душе сменялся растерянностью. Старик действительно околдовал его, пригвоздив к земле. Он не мог ничего. Даже глаза отказывались видеть что-либо ясно. Это было ужасно. Осознание своей полной беспомощности казалось невыносимым. Танасис сделал усилие, чтобы заговорить, однако потерял власть над языком, губами и голосовыми связками. Он попытался упасть, но не сумел сделать и этого. Приходилось стоять неподвижно, подобно истукану с погребального кургана. Стоять и слушать.

      – В противном случае, – продолжал жрец, чеканя каждое слово, – я лишу тебя мужской силы, юноша. Ты больше не соединишься ни с одной женщиной, как бы вы ни желали этого. Это не пустая угроза. Я никогда не бросаю слов на ветер.

      – Он тебя слышит, Агнис? – донесся до Танасиса тревожный голос матери.

      – Слышит, не сомневайся.

      – Может быть, хватит с него?

      – Как скажешь.

      В следующее мгновение что-то изменилось. Туман, объявший Танасиса, рассеялся, и мир прояснился. Стали отчетливо видны детали, до этого поглощенные мутью. Танасис проверил, работает ли рука, которой он собирался выхватить меч. Пальцы без помех нащупали витую рукоять. Но меч остался в ножнах. Танасис благоразумно рассудил, что жреца лучше