Эсеры. Борис Савинков против Империи. Александр Андреев

только различные несчастья». Граф Пален сказал царю, что «вся беда заключается в том, что великим князьям поручается ответственные должности, и что там, где великие князья занимают высокие посты, всегда происходит или беда или крайний беспорядок», и был тут же задвинут в самый дальний придворный угол. Сам Николай II легко мог приказать министру финансов при перепечатке Свода имперских законов незаметно внести изменения в статьи, ограничивающие расходы двора, и не переживал, что занимается фальсификацией законодательства. Витте, конечно, исполнил высочайшее повеление, но тихо заметил, что «у нас в России в высших сферах существует страсть к захватам того, что, по мнению правительства, плохо лежит». За царем в очередь на разворовывание казны выстроились сановники, их родственники и друзья и все, кто мог и хотел в эту несусветную толпу пристроиться, все «люди не дурные, но очень пронырливые», хорошо знавшие, что самодержавие основано на произволе, а не на законах. Николай II в 1897 году сказал: «Я готов поделиться властью с народом, но сделать этого не могу, так как не сомневаюсь, что ограничение царской власти было бы понято народом как насилие интеллигенции над царем, и тогда бы народ стер бы с лица земли верхние слои общества».

      В 1897 и 1898 годах неурожай опять и опять вызвал голод в десятках губерний империи, вызвавший эпидемию тифа. Благотворительные акции шли по всей стране, со всех концов которой в Петербург передавали просьбы о государственных субсидиях голодающим. В казне, как обычно, была проблема с деньгами, и придворные заговорили, что «громадное число крестьян и рабочих должны работать и заслужить раздаваемые пособия, потому что благотворительность такого рода может привести к большим последствиям, чем последствия неурожая». О том, что в большинстве губерний эти пособия активно разворовывались чиновниками, в Зимнем дворце тоже хорошо знали. Собранные урожаи тупо гноили под дождем в открытых вагонах на железнодорожных станциях и число вагонов измерялось тысячами, а количество зерна – миллионами пудов. Николаю II доложили о душераздирающей картине голодного хаоса, но он ответил, что таких верных монархии людей, которые распределили хлеб, очень мало, а всяких побирающихся всегда будет много. На бюджетные деньги у опытных торговцев чиновники сознательно закупили непригодное зерно с примесью ядовитой травы куколь и наполовину сгнившее, а разницу в цене забрали в свой карман. Когда голодающие начали умирать от яда, разразился скандал и дело дошло до суда, который оправдал чиновников, в очередной раз, списав крестьянские трупы на их неопытность в закупках. Когда заместитель министра внутренних дел украл деньги, выделенные на создание государственного резерва зерна, его перевели на другую работу, а поднявших шум в обществе наказали. В голодающих Казанской, Уфимской, Саратовской, Симбирской губерниях успешно воровали, взяточничали, спекулировали государственным зерном, а революционеры подробно рассказывали подданным, о «неспособности