Даниэль Деронда. Джордж Элиот

представлялась досадной необходимостью. Наблюдения за семейной жизнью привели к выводу, что брак – унылое, безотрадное состояние, в котором женщина не может делать то, что хочет, имеет больше детей, чем желает, и в результате влачит жалкое существование, безвозвратно погрузившись в однообразие повседневности. Конечно, брак означал немыслимое для одинокой женщины восхождение по социальной лестнице. Однако порою восхождению сопутствовала настойка из горьких трав: титул пэра не удовлетворит мужчину, стремящегося к власти, а эта двадцатилетняя изящная сильфида жаждала именно власти, ибо подобные страсти бушуют и в женской душе. Впрочем, в душе Гвендолин страсти ограничивались сугубо светской обстановкой и не имели отношения к распространению образования или усовершенствованию конституции. Круг ее знаний не предполагал таких понятий, как точка опоры или длина рычага, необходимая и достаточная, чтобы повернуть мир к прогрессу. Она собиралась заниматься тем, что доставляло удовольствие, и делать это восхитительно; точнее говоря, любые поступки, способные поразить окружающих и отразиться в душе обжигающе ярким восприятием жизни, представали в воображении приятными и желанными.

      – Гвендолин не успокоится, пока весь мир не окажется у ее ног, – заявила кроткая гувернантка мисс Мерри.

      Эта расхожая метафора давно получила узкий смысл, ибо кто не слышал о юных красавицах, у чьих ног лежал весь мир в образе полудюжины поклонников из респектабельных пригородов? Впрочем, иначе как иносказательно вряд ли можно было описать перспективу туманного величия мисс Харлет, парящей на вершине юношеского самолюбования. Другие позволяли превращать себя в рабов и швырять собственную жизнь из стороны в сторону подобно потерявшим управление кораблям. С ней такого случиться не могло, она больше не собиралась приносить себя в жертву людям более низкого достоинства, а, напротив, готовилась использовать каждый предложенный судьбой шанс и победить обстоятельства своим выдающимся умом. Разумеется, жизнь в Оффендине, где самыми яркими событиями могли считаться записка от леди Брэкеншо, прием в клуб лучников или приглашение на обед у Эрроупойнтов, вряд ли изобиловала разнообразными возможностями, однако решимость Гвендолин основывалась в первую очередь на вере в собственные силы. Она чувствовала, что прекрасно подготовлена к господству над жизнью. Многие обстоятельства своей прошлой жизни она считала достаточно суровыми, но в то же время признавала, что в отношении «образования» находилась в весьма выигрышном положении. В школе ее быстрый ум набрался тех поверхностных знаний, которые спасают невежество от болезненного осознания своего ничтожества; что же касается оставшейся сферы познания, то она считала, что в достаточной степени ознакомилась с ней посредством романов, пьес и стихов. В отношении двух определяющих достоинств молодой леди – французского языка и музыки – ни малейшего повода для беспокойства не существовало. Если же ко всем этим качествам, как положительным,