Мое второе Я. Таня Винк

а она уже внутри вас, в мозгах, в мышцах, в печени. И в глазах. А у страха глаза сами знаете какие… Прежним вы уже не станете, не надейтесь, и на мир отныне будете смотреть по-другому. Потому что даже когда страх уйдет, те глаза, охваченные им, останутся…

      Почему страх буро-желтый? А черт его знает! Таким он показался Зойке между ударом в ухо увесистым кулаком размером с кувалду и диким ревом мужа, из которого она поняла, что если они еще раз хоть пальцем ее тронут, то Саша достанет их даже с того света. Один из нападавших с силой пнул Сашу под ребра носком ботинка на толстой подошве – с гортанным «гых!» муж извернулся и подтянул колени к животу как можно плотнее – насколько был в состоянии, лежа на полу вниз лицом cо связанными за спиной руками.

      Зойка не успела собрать разлетевшиеся от удара мысли, как ее схватили за волосы, стянутые на затылке резинкой, и снова поставили.

      – Где деньги?! – злобное рычание оглушило пульсирующее от боли ухо.

      Резкий мускусный запах окончательно вернул ее в реальность – эта скотина вылила на себя Сашкины духи, но на нем они не пахли, на нем они воняли. Впрочем, сейчас он – хозяин. Он – властитель их жизней. Козел! Вонючка!

      Вместе с реальностью вернулась трезвость мысли, и сердце утешительно екнуло – Таня у дедушки! Но успокоилась она ненадолго, все снова поглотил страх, и Зойку накрыло ощущение, что в желудке образовалась глыба колючего льда. Глыба эта медленно тает, и капли ледяной воды так же медленно попадают в кровь. Зойку начинает трясти от холода. Она хочет крикнуть: «Я все отдам, только не трогайте мужа!» – но не может: голосовые связки парализовало. И всю ее парализовало. И нет в ней ни костей, ни мышц, ни суставов, ни крови, а только страх. Уже не буро-желтый, а бело-голубой, и в ушах звенит так, что и думать больно, и языком больно шевелить, но отвечать надо. Она открывает рот, но вместо слов из горла выскакивают одни хрипы.

      – Эй ты, глаза не закатывай! – Вонючка больно дергает за волосы и тянет вверх и назад. Зойка вскрикивает и, мелко перебирая ногами, становится на цыпочки.

      – Отпустите ее! – Саша бьется на полу, как рыба, выброшенная на берег. – Оставьте мою жену в покое!

      И снова получает удар по ребрам.

      Он скрипит зубами, дергает головой:

      – Деньги в сейфе… Зоя, отдай все…

      Хвост отпускают, и долю секунды Зойке кажется, что голова не станет на место, а упадет на пол и, подпрыгивая, с глухим стуком покатится к Саше. Она обхватывает голову руками, и звон в ушах спускается с высокой ноты на среднюю. Она боязливо косится на рот-щель уродливой силиконовой морды, которую позже майор УБОП Денис Ильич назовет «маской убийцы», а потом на мужа, лежащего возле столика с хрустальными флаконами, наполненными коньяками, виски и вином.

      – Где деньги, сука?! Говори! – снова хватают ее за волосы.

      – В сейфе! – вылетает из Зойкиного горла. – В спальне… прошу вас… – Извиваясь, она перетаптывается на носочках и старается не шевелить головой. – Сашу не трогайте… Мы все отдадим… Пожалуйста…

      Острая, внезапная боль простреливает правый висок, и Зою трясет еще сильнее.

      – Конечно отдашь! – снова гаркают в ухо и хвост отпускают. – Давай вперед! Где спальня?

      – Там… – Зойка протягивает дрожащую руку, – в конце коридора…

      – Пошла!

      Толчок в спину – и она летит в дверной проем, больно ударяясь плечом о косяк.

      – Пошевеливайся! – Снова толчок.

      Изо всех сил пытаясь сохранить равновесие, Зойка пролетает мимо кабинета мужа, гостевого туалета, двери в сауну, и ее полет заканчивается возле кладовки. Там ее хватают за плечо и тащат в конец коридора.

      Грабители в ярости: они не ожидали найти в доме неслабо зарабатывающего менеджера айтишной компании какие-то хреновы, как они выразились, тридцать две тысячи гривень и золотые швейцарские часы. Эти часы Павел Павлович, Сашкин дед по материнской линии, когда-то выиграл в покер и подарил внуку в знак своей поддержки – вопреки желанию родителей, Саша поступил в институт радиоэлектроники, а не в медицинский, как они хотели. Вопреки, потому что его родители, оба едва сводящие концы с концами преподаватели ветеринарного института (мама – кафедры философии, папа – паразитологии), видели сына только врачом-урологом – таким, как их сосед, который после пол-литра водки рассказывал, что на удалении аденомы простаты он имеет штуку баксов, а аденом этих не счесть.

      Сашка вздыбился, считая себя человеком технического склада ума, и в разгоревшемся крупном семейном скандале его поддержал только Павел Павлович, инженер-проектировщик жилых и промышленных зданий. К тому же более успешный, чем его дочь и зять – Сашины родители, – повернутые на антиквариате (боже упаси продать самую маленькую серебряную ложечку, это ж кощунство, ведь из нее кормили еще Сашкиного прадеда!) и всегда охочие до ленивого потягивания двойного кофе, обсуждения последних политических и литературных новостей, пренебрегая при этом зарабатыванием денег и практичным подходом к жизни.

      В то время как они с восьми тридцати до четырех двенадцати чинно ходили на государственную