Алмазный фонд Политбюро. Юрий Гайдук

всемерно помогать вам, если вдруг возникнут какие-либо проблемы.

      Наблюдая за реакцией Горького, Луначарский наконец-то смог вздохнуть облегченно. Если еще утром он сомневался в том, что Горький, разобиженный на всех и вся за то, что была закрыта «Новая жизнь», и в первую очередь обиженный за это на Ленина, согласится возглавить комиссию, то теперь он видел, как писатель буквально оттаивает. И подтверждением тому была засветившаяся лукавинка в его глазах. Теперь, кажется, можно было брать быка за рога.

      – Ну что, Алексей Максимович, вы готовы возглавить Оценочно-антикварную комиссию?

      – Ну, если об этом просит сам Ильич…

      – Спасибо, – кивком головы поблагодарил Горького хозяин кабинета. – И признаюсь откровенно, иного ответа ни я, ни Владимир Ильич от вас не ожидали.

      Горький на это только плечами пожал.

      – Но это вы, – продолжал между тем Луначарский, – а вот как отнесется к нашему предложению Мария Федоровна?

      – Думаю, весьма положительно.

      – Вы беретесь с ней переговорить? Или все-таки мне пригласить ее в Смольный?

      – Одно другому не помешает, – резонно заметил Горький. – Тем более что она с величайшим уважением относится к вам лично, и ей будет приятно лишний раз встретиться с вами.

      – Хорошо, на том и остановились, – произнес Луначарский и тут же спросил: – Вы смогли бы для начала подобрать десяток честных, разбирающихся в живописи, в драгоценных камнях и в ювелирном деле товарищей, которые за определенное вознаграждение взвалили бы на себя функции искусствоведов и оценщиков?

      Алексей Максимович невольно хмыкнул в усы, чем тут же вызвал недоуменно-обидчивый вопрос:

      – Чего же смешного я сказал?

      – Не обижайтесь, Анатолий Васильевич, – согнав ухмылку с лица, произнес Горький, – но, как мне кажется, вам надо бы почаще выходить в народ.

      – Не понимаю. Я, вроде бы, народа никогда не чурался.

      – А чего тут понимать? Вот вы спросили меня, согласятся ли они работать «за определенное вознаграждение», а ведь даже не ведаете о том, что сейчас сотни представителей петроградской интеллигенции, которые составляют цвет нации, часами торчат на базарах, пытаясь продать фамильные ценности. Да-да, фамильные ценности, – повторил он, – чтобы на вырученные деньги купить пуд полусгнившей картошки или буханку мякины, имя которой – хлеб. И это в лучшем случае. А в худшем – сидят в нетопленных квартирах и делят со своими домочадцами последний сухарь, размачивая его в стакане с водой. Да они за «определенное вознаграждение» горы свернут, и ручаюсь, что та оценка, которую проведут эти люди, будет на уровне мировых стандартов. Так что, можете не беспокоиться, и оценщики найдутся, и художники, и толковые искусствоведы. И если потребуется, то даже не десяток, а поболее.

      – То есть, вы хотите сказать, что к работе комиссии можно будет привлечь гораздо большее число специалистов?

      – Даже не сомневаюсь в этом. И могу хоть сейчас надиктовать