Убийственно тихая жизнь. Луиза Пенни

заняла такую позицию.

      – Миссис Зардо, что для вас? – спросила молодая официантка, будто ничего особенного и не случилось.

      А может, это просто была передышка.

      – Виски, пожалуйста, Мари, – неожиданно спокойно сказала Рут и снова села. – Извините меня. Виновата.

      Гамашу показалось, что она из тех людей, которые привычны к извинениям.

      – Полагаю, я могла бы объяснить свое плохое поведение смертью Джейн, но вы скоро узнаете, что я такая и есть. У меня нет умения выбирать правильные битвы. Сама жизнь представляется мне сплошной битвой. От начала до конца.

      – Значит, мне следует ожидать продолжения?

      – О, я думаю, да. Но в вашем окопе у вас будет своя компания. И я обещаю больше не бросаться тростью. По крайней мере, вблизи вас.

      Арман Гамаш откинулся на спинку стула, и в этот момент принесли виски и его café au lait с конфетами. Он взял конфеты и со всем достоинством, на какое был способен, спросил Рут:

      – Трубочку, мадам?

      Рут взяла ту, что побольше, и тут же откусила красный кончик.

      – Как это случилось? – спросила она.

      – Похоже на несчастный случай на охоте. Но может, вы знаете кого-нибудь, кто желал бы смерти вашему другу?

      Рут рассказала Гамашу о мальчишках, кидавшихся пометом, а когда она закончила, Гамаш спросил:

      – Зачем, по-вашему, этим мальчишкам было ее убивать? Я согласен, их поступок заслуживает порицания, но она ведь уже назвала их имена, так что предотвратить это они не могли. Какой в этом смысл?

      – Месть? – предположила Рут. – Когда ты в таком возрасте, тот, кто заставил тебя пережить унижение, заслуживает смертной казни. Да, они пытались унизить Оливье и Габри, но это обернулось против них. А хулиганье не любит, когда им платят той же монетой.

      Гамаш кивнул. Такое было возможно. Но если ты не сумасшедший, то месть должна иметь другую форму, не похожую на хладнокровное убийство.

      – Вы давно знали миссис Нил?

      – Мисс. Она никогда не была замужем, – сказала Рут. – Хотя однажды это едва не случилось. Как его звали? – Она полистала записную книжку в своей голове. – Энди. Энди Зелчак. Нет. Зел… Зел… Зелински. Андреаш Зелински. Давно это было. Лет пятьдесят назад. Или больше. Теперь это уже не имеет отношения к делу.

      – Прошу вас, расскажите мне об этом, – попросил Гамаш.

      Рут кивнула и с отсутствующим видом принялась раскручивать виски в стакане тупым кончиком лакричной трубочки.

      – Энди Зелински был лесорубом. Сто лет назад здесь, на холмах, много леса рубили. Теперь все эти работы прекращены. Энди работал на «Мон-Эко» у «Томпсон оперейшн». Дровосеки – ребята грубые. Всю неделю работают в горах, спят не раздеваясь в плохую погоду и когда медведи не в спячке, а мошка, наверное, их с ума сводит. Они обмазывали себя медвежьим жиром, чтобы отвадить насекомых. Они больше боялись мошки, чем медведей. На выходные выходили из леса грязные как черти.

      Гамаш слушал внимательно, с искренним интересом, хотя и без уверенности,