Вторая жизнь Эми Арчер. Р. С. Пейтман

ошибется. – Либби стоит теперь твердо, выпрямившись. – А Эсме не ошибается.

      – Спроси меня о чем-нибудь, мама, – предлагает девочка. – О чем хочешь. Вот увидишь, я отвечу правильно.

      – Это не игра!

      – Я знаю. И не играю. Честно.

      Либби склоняет голову набок, словно побуждает меня принять вызов, в то же время надеясь, что я откажусь. Я закрываю глаза и потираю переносицу. Если подыграю ей, этот абсурд наконец закончится и им придется оставить меня наедине с тоской по Эми. По настоящей Эми.

      – Ладно. Назови прозвище, которое для меня придумал мой муж.

      – Какое, их же два? – не задумываясь, переспрашивает девочка.

      Ее легкомысленный тон выводит меня из себя, как и то, что она знает про мои два прозвища. Брайан иногда называл меня Зайкой: когда был пьян, хотел секса или надеялся чего-то добиться, но обычно он звал меня Дабс. Это считалось веселым прозвищем, однако в нем чувствовался скрытый упрек. Дабс. Отдел Скотленд-Ярда, где снимают отпечатки пальцев. Кончай, мол, допрашивать, отвяжись.

      Я так изумлена тем, что малышка знает про два прозвища, что почти не обращаю внимания на то, что она оба назвала правильно.

      – Опять угадала? – Либби поднимает брови, словно старается убедить меня не верить собственным ушам.

      Девочка с облегчением улыбается и кивает мне.

      – Спрашивай дальше, – говорит она.

      – Как Эми сломала ногу?

      И снова ни тени колебания, ни нотки сомнения в голосе.

      – Я сломала не ногу, а руку. Мы с Даной залезли на дерево за теннисным кортом в парке. Я упала. А Дана побежала за тобой.

      Глаза у нее сияют. Сначала мне кажется, что это вызов, но я вижу в них кое-что еще: мольбу о признании.

      Закусываю губу, наклоняюсь и заглядываю пришелице в глаза. Цвет и разрез такие же, как у Эми. Я называла их «говорящими глазами». Теперь они стали еще выразительнее, появился новый оттенок, который я не могу определить и перед которым трудно устоять.

      – Что с тобой случилось? – спрашиваю я.

      – «С тобой»? – переспрашивает Либби. – Значит, верите ей?

      Я не отвечаю и, не сводя глаз с девочки, повторяю вопрос. Лицо у нее затуманивается грустной сосредоточенностью, брови хмурятся.

      – Я… точно не помню. Но кажется, я умерла.

      Слова будто пронзают меня. Конечно, она не Эми – этого не может быть, – но услышать подтверждение самых страшных моих подозрений из уст, так похожих на дочкины, невыносимо. Я разрываюсь между желанием обнять ее и оттолкнуть.

      – Извини. Я не верю в привидения.

      – Эсме не привидение, – говорит Либби, обнимая девочку за плечи. – Она Эми. Ее реинкарнация.

      Часы в прихожей бьют полночь.

      Снопы искр и тлеющих красных углей взлетают в небо, взрываясь с ревом, от которого содрогается земля. Свет и тьма, обгоняя друг друга, несутся по небу к парку. Длинные тонкие пальцы голых деревьев тянутся к свету, а затем снова тонут в темноте.

      В полосах теней, на грани со светом, разрывая мне сердце, мелькает образ Эми. А в промежутках