Белоснежка: Демон под кожей. Наталья Евгеньевна Масальская

слов. Мать, – Мила на секунду задумалась, – легкая… – нашла она нужное слово. – И трещит без умолку. Сил моих нет. Довольна?

      Мила предпочла ограничиться парой безобидных фраз, чтобы скрыть то волнение, которое каждый раз наполняло ее сердце смятением и судорожным восторгом, как только речь заходила об отце Поля. Она даже себе не могла ответить, что это было. А может быть, боялась, ведь еще ни один мужчина не вызывал в ее душе таких противоречивых чувств: растерянности и нежности. Мила, конечно, лгала: в ее жизни был такой человек, но она предпочитала об этом не думать.

      – Ну окей. Ты ездила к матери? – серьезно спросила Бет, снова откинувшись на спинку дивана, показывая, что тут она без подробностей не отстанет.

      – Да.

      – И? – Бет вопросительно подняла изогнутые тонкие брови. – Что она тебе сказала?

      Милен вместо ответа лишь неопределенно дернула плечами, изобразив безразличие на лице.

      – Что, совсем?

      – Почти. Сказала, что документами на усыновление занимался отец, а она, как обычно, не в курсе.

      – Возможно, она действительно не в курсе?

      Милен посмотрела на подругу с укором.

      – Ну, ладно, может быть, ей неприятно об этом говорить. Сама искать не пробовала? – Бет машинально поворачивала чашку из стороны в сторону, и та неприятно скрипела о блюдце, еще больше нервируя Милен.

      – Конечно, пробовала, – недовольно фыркнула она, – перерыла все отцовские бумаги, что остались после ее шмона. Ничего.

      – А вдруг она просто ревнует? – предположила Бет и наконец оставила чашку в покое.

      – Ревнует? – вспыхнула Мила.

      – Ладно, – тут же осеклась Бетти, – не ревнует, но по каким-то причинам не хочет, чтобы ты обо всем узнала.

      – О чем – обо всем? – снисходительно поинтересовалась Милен.

      – Откуда я знаю, какие еще секреты хранили твои родители. Да и не только твои, – поправилась она, опасаясь вызвать у подруги новую порцию раздражения.

      – Да к черту, глупая затея. Может быть, она давно умерла, или наркоманка, а может, алкоголичка. Или еще хуже: у нее все хорошо – семья, дети, которых, в отличие от меня, она хотела, – вздохнула Милен.

      – Да брось, не верю, что ты сдашься.

      – А что ты предлагаешь, утюгом мать пытать? – вспыхнула Милен.

      – Ну, зачем так радикально. Документами наверняка занимались юристы твоего отца. Ты же говорила, что он был педантичный мужик. Не думаю, что он не проверил твою родословную на предмет матери-алкоголички или ничего не подозревающего о ребенке горе-отца, – с присущим ей цинизмом выдала Бет.

      – Слушай, а ведь, скорее всего, так и есть, – просияла Милен.

      – Ну вот, узнаю подругу. А то вся в соплях и расстроенных чувствах, – усмехнулась она. – Предлагаю заказать что-нибудь покрепче и, так сказать, спрыснуть это событие.

      – Пить с утра? – недоумевала Милен.

      – Ну почему с утра? Сейчас, на минуточку, – она посмотрела на циферблат наручных часов, – без пяти два, а это – почти вечер.

      Милен