Эпоха молчания. Александра Игоревна Трофименко

Она, как и все молчуны, с самого рождения была изгоем. А когда таких изгоев полгосударства, то происходящее не кажется таким уж страшным. Просто своя удручающая нормальность. В былые времена так тоже было. Она это знала. А потом в ее серой жизни появился Ной, обнял, и Роза внезапно ощутила незнакомое до этого чувство. Впервые за все эти года ей стало хорошо. С момента его прихода ей всегда было хорошо.

      Слезы капали на белые больничные простыни.

      «Что будет с Лео?» – думала она. «Он же не сможет есть, пить, смеяться, целовать…» Она понимала, что сын станет не просто изгоем, а настоящим посмешищем для тех людей, которые хоть и не выбирали молчать всю жизнь, но в теории могли открыть рот и что-то сказать. Он станет началом еще более низшей касты. Казалось бы, куда уж ниже…

      Из размышлений ее вытащил резкий уверенный стук в дверь.

      – Можно? – послышался бас мужчины в белом халате.

      Она не успела кивнуть головой или вытереть распухшие щеки. Когда Роза подняла свои иссиня-серые глаза, врач стоял напротив нее. Он проверил капельницу, опустился на стул и стал, не церемонясь, осматривать пациентку. Грудь, промежность, лимфоузлы, язык. Розе на время показалось, что тело ей не принадлежит, а просто лежит куском на скомканной кровати. За все это время доктор ни разу не посмотрел в ее глаза, потому что отлично осознавал, что увидит только отчаяние. Он сам до конца не понимал, что теперь будет, потому что распоряжение из министерства еще не спустили.

      Наконец мужчина встал и направился в сторону двери, стараясь не поднимать глаз. Он только что вернулся с операции, где Лео успешно установили трубку для питания, но почему-то не знал, как сказать об этом его матери.

      Тишину нарушила Роза. Она схватила с тумбочки пластиковый стакан и бросила в спину белому халату. Это сработало. Халат повернулся и уставился прямо на нее.

      Есть такие ситуации, когда разрешение и возможность говорить не играют вообще никакого значения. «ЧТО С НАМИ БУДЕТ? ГДЕ МОЙ СЫН? ГДЕ ЛЕО?!!!!» – вопила Роза молча прямо сейчас.

      – Успокойтесь! – ошеломленно произнес врач. – Ной через час, – он опустил глаза на счетчик и, тяжело вздохнув, добавил. – Мальчик жив.

      3 апреля

      Ничто в этом мире не длится вечно. И любая, даже самая кровавая революция рано или поздно заканчивается. А здесь, у нас, все было не так кроваво. Если, конечно, не считать зашитые в спешке рты. И когда мир наконец немного успокоился, нам объяснили новые правила.

      Людей разделили на касты. Самыми главными и важными стали так называемые голоса. К ним, в первую очередь, отнесли чиновников всех мастей, которые несли новые законы и распоряжались государством. Для галочки им тоже выдали счетчики, если мне не изменяет память, по пять тысяч слов на день, потому что они вроде как тоже должны были думать и нормировать то, что хотят произнести. На практике же всем было плевать, сколько слов в день они произносят. За все время существования нового государства не было ни одного публичного судебного процесса, направленного против