Заслон. Анатолий Мусатов

к дому на подводе. Не слезая с неё постучал в окно кнутовищем:

      – Николай, поди скорее ко мне.

      Стукнул ещё пару раз. На стук вышел Грищаков:

      – Спит он ещё, Виктор Семёнович. Я пойду разбужу?

      – Давай скорее! Или нет, постой, побудь здесь, я сам.

      Бросив вожжи, он торопливо прошёл в дом. Николай, разметавшись, крепко спал. Марья, ожидавшая его, спросила:

      – Ай случилось что, Витюша?

      Как ни слаб был её голос, он всё же почувствовал ее тревогу. Мягко и ласково он ответил:

      – Нет, Маня, всё хорошо. Только побеспокою тебя маненько. Мы поедем сейчас в наш старый дом. Давай собираться потихоньку. Ты как, сдюжишь сама, или подмогнуть тебе?

      – Не надобно, Витюша, мне нетрудно. Полегшало маненько … Только зачем это, Витюша? Что люди-то скажут?

      – Не бойся, Маня! Теперь люди будут говорить только то, что я им велю. Они свое уже отговорили. Будя, поизмывались красные бестии над нами! Теперь мой черёд!

      Голос его понизился до свистящего полушёпота. Даже несмотря на царивший здесь полумрак, Марья увидела, как побелело его лицо. Она испуганно тронула его за руку:

      – Ох, Витюша, мы-ить старые уже с тобой. Что было, того не возвернёшь. Всю жисть здесь прожила, худого от людей не видела. Об Николеньке надо подумать, не вечные мы, а ему жить с людями после нас…

      Семёнов перебил её нетерпеливо и сердито:

      – Нет, Маня, я об этом всё время как раз стать думаю. Не то ты говоришь! Не нужны Николаю ничьи разговоры, да и не будет их! Я ещё успею сделать его настоящим хозяином, а эта вся рвань будет на него горб ломать! Ты, Маня, неужто не понимаешь, что кончилась эта власть. Фу-у, – дым один, да комиссарские трупы по столбам висеть останутся. Посмотри, какая сила идет! Где им с ихней голой идеей германца взять, – тут оружие посильнее надо! Я, пока ехал сюда, многое видел и понял – наше время пришло, наше! Как было когда-то, помнишь, Маня? Господи, услышал ты мои молитвы, проклял и покарал десницею своею власть сатаны…

      Семёнов грузно опустился на колени осенив себя крестом, застыл в низком поклоне на образок, темневший в углу. Когда он поднялся, Марья увидела его мокрое, искаженное судорогой лицо. Она поняла, что перед ней тот самый, прежний Семёнов, её муж и господин многих людей. Она гладила его по плечу и тихо говорила:

      – Ну что ты, что ты, Витюша, рази ж так можно над собой…

      Проснувшийся Николай, мутным взглядом смотрел на отца, стоявшего на коленях, и мать, склонившуюся над ним. По лицу Николая было видно, что это его нисколько не занимало. Трещавшая с перепоя голова требовала своего. Тяжело свесив ноги, он с усилием встал. Не обращая внимания на мать и отца, подошел к столу, налил полный стакан самогону. Поднеся дрожащими руками стакан ко рту, залпом выпил. Сев на скамью, он замотал головой.

      – Николай, ты погоди пока прикладываться. Разговор есть серьёзный, да и дело надобно сделать. Помоги-ка мне собрать все вещи, поедем в наш старый дом.

      Семёнов сел рядом с сыном, положив руку ему на плечо. Николай поморщился:

      – Фу-у, тяжко!