Перехваченные письма. Роман-коллаж. А. Г. Вишневский

вам вопросов? Почему ваш друг Фрэнк так интересовался вашим пребыванием в тюрьме? Вы должны были знать, что он шпион.

      Я вспылила, нагрубила ему, и меня снова отвели в камеру. Наутро дверь отворилась и я услышала:

      – Татищева, с вещами!

      Я быстро собрала вещи и спросила, куда меня ведут.

      – Домой, конечно, прямо домой, куда же еще? – ответил охранник с отвратительной ухмылкой. Но я ему поверила. Мы шли по коридорам и переходам, поднимались и опускались по лестницам, и мне казалось, что мы никогда не сможем выбраться из этого огромного здания. Наконец, дойдя до конца одного из многочисленных коридоров, он приказал мне остановиться, достал ключ и отпер дверь камеры.

      – Вот твой новый дом, – сказал он.

      Камера была меньше, чем моя прежняя, и страшно переполнена – нас было восемь человек. Я была разочарована тем, что мои надежды так быстро лопнули, но рада, что не буду больше одна. Мои новые сокамерницы, как я вскоре поняла, почти все были из интеллигенции.

      Вскоре начались мои ежедневные походы к следователю. Смысл разговоров с ним был всегда один и тот же. Я обвинялась в шпионаже, но если бы я согласилась регулярно сообщать о своих посещениях английского посольства и о разговорах, которые там велись, меня бы выпустили на следующий день.

      – Вы хотите, чтобы я действительно сделалась шпионкой и причинила вред людям, которых люблю? – говорила я.

      – О нет, не передергивайте, это не шпионаж. Это – лояльность к своей стране. Ваша судьба – в ваших руках. Каждый раз он пододвигал мне лист бумаги, чтобы я подписала его. И каждый раз я отказывалась.

      Но постепенно мне стало казаться, что я не так уж скомпрометирую себя, если подпишу эту бумагу. Может быть это и в самом деле будет означать не шпионить или предавать кого-то, а только "быть лояльной"?

      – Ладно, – думала я. – Подпишу эту несчастную бумажку, а когда вернусь домой, расскажу все как было маме и бабушке, и мы постараемся как можно скорее уехать из Москвы в Крым.

      Мне казалось, что оттуда нам легче будет выбраться заграницу; мы и раньше собирались это сделать. И когда я в очередной раз предстала перед моим инквизитором, я рассказала ему все о моих планах. Я сказала, что по состоянию здоровья должна буду уехать в Крым и в любом случае не смогу быть ему полезной. Он долго смотрел на меня тяжелым взглядом, и мне казалось, что он погружен глубоко в свои мысли. Наконец, он заговорил:

      – Если вы подпишите эту бумагу, вы никогда не сможете уехать из Москвы. Вы будете полностью принадлежать нам. Вы будете выполнять наши поручения – сначала небольшие, а затем все более и более серьезные. Вы никуда не сможете убежать. До конца ваших дней вы будете маленькой божьей коровкой, запутавшейся в паутине. Вы потеряете вашу свободу навсегда.

      Я была оглушена.

      – Послушайте, что вы говорите? – воскликнула я.

      – То что я вам говорю, вы не должны пересказывать никому, – ответил он и отпустил меня, предупредив, что на следующий день я должна буду сказать окончательное "да" или "нет".

      На