Без очереди. Сцены советской жизни в рассказах современных писателей. Людмила Улицкая

все золотые

      и все без греха

      да не гум это

      вднх

      а еще был фонтан на лубянке

      но этого я не застал

      я застал уже этого

      и пьедестал

      что-то многое стал забывать

      я юный пионер советского союза

      перед лицом товарищей

      я робинзон крузо

      перед лицом пятницы

      я пятница

      перед лицом субботы

      что-то многое стал забывать

      этот эдипов

      военно-промышленный

      комплекс

      этот эзопов

      язык

      отварной

      в майонезе

      что-то многое стал забывать

      но помню

      когда великий глюк

      явился

      и открыл нам новые

      глюки

      не бросил ли я

      всё

      заявление

      прошу предоставить мне

      нервно-паралитическое убежище

      по месту жительства

      Пожалуй, пора пояснить, почему я, ребенок из московской профессорской семьи, продукт роддома имени Грауэрмана, вспоминаю стены университетской общаги, где если мне и удавалось остаться на ночь, то нечасто и нелегально.

      70-е годы, время нашей студенческой молодости, нашего “будем веселы”, вообще-то было совсем не веселым.

      Советские танки только что в кровь раздавили не только Пражскую весну, но и все надежды недолгой оттепели на пресловутый “социализм с человеческим лицом”.

      Началась тоскливая и бездарная реакция, гонения на “инакомыслящих”. Как будто можно мыслить как-то не “инако”.

      И вот тут, когда, казалось, уже ничто не могло помешать постепенному погружению в меланхолию по причине изначальной обреченности всех усилий и мечтаний, свежий ветер подул откуда не ждали.

      Романтикой революции повеяло с Запада, с загнивающего, разложившегося Запада – как и тогда твердило наше ТВ.

      Хиппари, битники, рокеры, антивоенная молодежная волна в Штатах с заманчивым предложением “делать любовь, а не войну”, ненасильственный протест Мартина Лютера Кинга и радикальные “черные пантеры”, трагическая партизанщина команданте Че Гевары и буйная анархия парижской студенческой революции (начавшейся, кстати, именно в общежитии стихийным бунтом против того, что студентам мужского пола запрещалось оставаться на ночь на женской половине) – все это неизвестным науке способом смешалось и взорвалось в наших юных головах…

      Получив школьный аттестат, я немедленно отпустил кудри черные до плеч и пышные бакенбарды, переходившие в неубедительную поросль на подбородке.

      Университетская военная кафедра требовала стричься предельно коротко, и чтобы никаких бород-усов, но этот запрет я легко обошел: принес липовую справку из Союза художников о том, что позирую заслуженному деятелю искусств для картины “Дуэль Пушкина”. Из уважения к “нашему всему” разрешили. Специальным приказом!

      А тут еще военный переворот в Чили в сентябре 1973-го. Вроде бы – на другом краю Земли. Но чилийские