Халява. Любовь Гайдученко

Предпочтение тут примитиву, серости, убожеству и отсутствию ума. Этакий коллективный хор, поющий Гимн Глупости. Но не это страшно – в конце концов, не всем дано быть Шопенгауэрами и Спинозами. Страшно то, что глупость насаждается теми, кто отвечает за редакционную политику этого сайта. Впрочем, всё, как и в реале – рыба гниёт с головы.

      Кот Бормот – гроза деревни

      Когда я потеряла прекрасную новую квартиру в Санкт-Петербурге, мне какое-то время пришлось пожить в глухой деревне Тверской области. Там у нас был полуразвалившийся домик, который мы лет 20 назад купили за смешные деньги, чтобы было куда вывозить своих многочисленных животных летом. А вообще, животные – это неотъемлемая часть деревенской жизни. Как крестьяне к ним относятся – это уже другой вопрос.

      Надо сказать, что деревенька была настолько живописной, что её облюбовали для своего постоянного жительства несколько москвичей, уж не говоря о том, что каждое лето сюда приезжало много дачников из Москвы и Питера.

      Но вот Лиля, которая когда-то работала инженером в космической промышленности, а сейчас была на пенсии, жила здесь давным-давно. И у неё получалось заниматься хозяйством совсем не хуже, чем у коренных жителей-крестьян. Кого только она

      ни заводила! И козы у неё были, и кролики, и само собой – куры.

      Она была довольно жестокая женщина, потому что я знаю, что она сама убивала и освежёвывала кроликов, например. И был у неё кот, которого звали Бормот. Он был знаменит на всю округу своей свирепостью и огромными габаритами – ростом он был с хорошую собаку. С таким котом и собаки-то никакой не надо было – он охранял жилище лучше любой собаки.

      Меня он не любил персонально. Это началось с того, что однажды я застукала его на своей веранде, когда он вытаскивал окорочка из супа. Я услышала шум ночью и вышла. Но Бормот не испугался и не сбежал. Он сидел на столе, где стояла кастрюля, и, запустив лапу в суп, пытался вытащить второй окорочок (первый уже валялся на полу), нагло глядя на меня. И только вид кочерги, которая подвернулась мне под руку, обратила его в бегство.