Публичное одиночество. Никита Михалков

– это тяжелейший крест. И давать ее можно только тем людям, для кого это действительно крест, а не мечта. Я очень боюсь тех, для кого власть – мечта. Боюсь смертельно и очень не хочу, чтобы эти люди власть получали. Знаете, есть такая замечательная короткая молитва. Владыка Сергий сказал: «Господи, сделай так, чтобы моя воля не перешибила Твоей».

      Другой разговор, что человеку, облеченному властью, иногда приходится совершать поступки и принимать решения, которые, в общем-то, лежат за пределами христианских заповедей и канонов. Подписывать приказ о смертной казни, например. Поэтому Михаил Федорович Романов так и упирался, не желая становиться царем. «Не хочу быть царем воров», – говорил он.

      За власть расплачиваешься одиночеством. Человек, идущий во власть, себе уже не принадлежит: не может любить кого хочет, не может идти куда хочет, не может жить как хочет.

      Я такой властью никогда не обладал. (1, 121)

      Власть в России

      (1992)

      Без власти Россия жить не может. О том, что будет, когда развалится большевизм, совершенно точно пишет Иван Ильин в своей гениальной работе «О России»: либо в России возникнет серьезная, мощная справедливая и крепкая власть, умноженная на справедливость и силу, либо Россия вступит в хаос, разруху, безработицу, развал…

      Без власти Россия жить не может…

      Но и мы – другие по отношению к власти; мы по-другому понимаем власть. Для нас вопрос доверия правительству – второй вопрос; у нас на первом месте – вера во власть.

      На чем держится эта вера? Чем она оплачивается?

      Посмотрите, как русский человек, при всей своей недоверчивости и этаком крестьянском поглядывании вприщур на все вокруг, как он хочет верить каждому, кто оказывается над ним.

      И верит: ну вот, наконец, вот теперь… С абсолютной, наивной верой думает, что все, исходящее от власти, серьезно и значительно: ну это же не просто так, это – для чего-нибудь… и мысли не допуская, что порой – просто так…

      Вопрос власти и народа в России поставлен давным-давно. В реформах ли императора Александра I, Столыпина ли; в том, как реорганизовывался один комитет в другой, как собиралась Государственная дума… Примеров тому масса, опыт богатейший. Все «сегодняшние» вопросы о власти возникали всегда, и надо не искать ответа только в сиюминутных ситуациях, а надо знать то, как это происходило.

      Потому что, хотя изменились люди, погибла во многом культура, разрушена церковь, вывернут наизнанку уклад жизни, но где-то там, глубоко, в генетической сфере, все равно остался этот народ, у которого в истории не последние лишь десятки лет, а века, столетия большой созидательной работы… (II, 25)

      (1992)

      Константин Леонтьев когда-то тонко заметил, что «власть должна быть красивой…».

      Для многих людей старшего поколения красота, эстетика власти были воплощены в образе вождя народов. Не их вина, а беда, что они почитали ее за красоту истинную. Если возможны некоторые параллели, то это примерно то же, что любование базарным китчем (лебеди и т. п.), и даже предпочтение его искусству подлинному.

      Трагедия этого периода