Хозяин для потеряшки. Horror Mirra

Крайний дом по улице Мира, которая заканчивалась пустошью. Конечно, в проекте здесь значился целый квартал, но к его строительству пока так и не приступили. Летом пустошь зарастала репейником, а пока стояла голым темнеющим пятном, кое-где строительный мусор, кирпичи. Леонид обогнул магазин и ступил на мягкую влажную землю.

      – Вика! – тихонько позвал он.

      Взгляд его зацепился за что-то ярко-розовое в темноте. Как завороженный он пошел дальше. Ноги утонули в грязи, едва ли не по щиколотку.

      Это была она – Свиридова в своей ярко-розовой коротенькой курточке. Остекленевшие глаза уставились в небо, рот открыт, челюсть вывернута, щека оторвана почти до кости. Одежда, руки, ноги, все вокруг в крови. Месиво. Словно тварь прожевала девочку, да не проглотила, а выплюнула.

      Савин едва совладал с рвотным рефлексом. В висках запульсировал жар, в ушах зазвенело, перед глазами мельтешили черные мушки. Он отвернулся, уперся в колени руками, чтобы не упасть. Сознание возвращалось медленно и тягуче, вместе с каким-то посторонним звуком. Что-то шершавое и колючее отерлось о его штанину сзади, утробно рыча и поскуливая. Леонид на секунду закрыл глаза, втянул ртом воздух, полной грудью, с медным привкусом крови, потом резко распрямился, занес молоток и ударил что есть силы куда-то назад и вбок. Тварь взвизгнула. Этот крик не был похож на крик ни одного из известных Леонидом животных.

      Савин побежал. Уже рядом с магазином, он поскользнулся на грязи и упал. Инстинкт заставил его резко развернуться и снова ударить молотком наотмашь, на этот раз другой стороной – гвоздодером. Очень вовремя, потому что тварь как раз хотела прыгнуть ему на грудь, но снова завизжала и отлетела в сторону. На долю секунды Савину показалось, что он успел ее рассмотреть. Сгусток тьмы, его личная «комнатная черная дыра», с желтыми горящими глазами и клыками, словно кроме огромного рта и малюсеньких глазок у твари ничего больше не было. Савин поднялся и резко обернулся. Тварь поскуливала в грязи, между огромных пакетов мусора с разбитым кафелем.

      – А ну! – крикнул он, сам поражаясь своему тону, наработанному за долгие годы преподавания. – Нельзя!

      Тварь затихла, прислушиваясь.

      – Нельзя, я сказал! – угрожающе повторил учитель.

      Он отступил назад, держа молоток наготове. Ногой нащупал твердый асфальт. Еще один шаг. Медленно и осторожно. Тварь все также поскуливала в грязи.

      – Вот умничка, – прошептал Савин, отступая все дальше. – Хорошая девочка… Вот так!

      Не помня себя, он дошел до крыльца дома, все также пятясь и приговаривая. Глянул в небольшое окошечко, консьержка смотрела телевизор, отвернувшись от двери. Он быстро прошмыгнул в подъезд, поднялся по лестнице в свою квартиру, не оборачиваясь, а потом долго стоял в душе, пытаясь отмыться от пота и грязи. Он был как в трансе, вновь и вновь прокручивая события в голове и повторяя:

      – Нельзя! Нельзя! Нельзя, я сказал! – пока не охрип.

      О пропаже Свиридовой