Из акварели в гравюру. Михаил Бару

здоха любимой. Он принят с любовью не слепой, но зрячей, умеющей и взгрустнуть, и посмеяться.

      Формально стихи Бару – это лирические миниатюры. В четыре, пять, две, одну, редко немногим больше строчек. Но в подавляющем своем большинстве – трехстишья. А раз так, неизбежно возникает слово “хайку”.

      Хайку – величайшее творение японской, да и мировой поэзии. Сгущенные до трех строк, в оригинале до семнадцати слогов, картинки мира, вмещающие и пейзаж, и остро схваченные черты житейской ситуации, и чувственное осмысление того и другого, выводящее далеко за их пределы.

      За три с лишним века в жанре хайку японскими поэтами созданы бессмертные шедевры. Их творения и сам этот жанр высокой поэзии и сегодня продолжают жить. Но еще он открыл дверцу в пространство словесного творчества множеству хотя и не поэтов, но вдохновенных любителей и энтузиастов. Краткая, достаточно простая и внятная форма позволяет пусть и не наделенному специальным поэтическим даром, но обостренно чувствующему окружающий мир и неравнодушному к слову человеку вложить это свое мироощущение в заветные три строки.

      На всех материках, на множестве языков сотни миллионов людей сочиняют стихи. И начиная примерно с середины XX века изрядная часть этих стихотворцев сочиняет именно хайку.

      Иные из них строго следят за соблюдением формальных правил хайку, начиная с ритмического устройства строк: пять – семь – пять слогов. Другие ими пренебрегают, ограничиваясь лишь объемом в три строки и способом зрения, обнажающего мир. Но все они совершают свой шажок в эстетическом освоении бытия, что делает и их, и его богаче. А время от времени из-под их пера выходят и подлинно ценные художественные произведения.

      Но пишут хайку и профессиональные поэты, в том числе и в России. Иные обращаются к ним время от времени, некоторые целиком погружены в этот жанр. К последним принадлежит – и едва ли не самый яркий из них – автор этой книги, поэт Михаил Бару.

      Поэты в узком смысле слова всегда пристрастно следят за происходившем и происходящем в окружающей иноязычной поэзии, но никогда не переносят его на свою почву прямиком. Будь то оды, или элегии, или басни, или сонеты – они не продолжают опыты Пиндара, или Овидия и даже Томаса Грея, или Эзопа с Лафонтеном, или Петрарки с Шекспиром – они развивают свою национальную поэзию, в нашем случае русскую. То же и с хайку.

      Из мириада “хайку”, “танка” и прочих японесок стихи Михаила Бару выделяются не только тем, что хороши, но и своей полной, безнадежной обруселостью. Собственно, потому они и хороши.

      Генеалогия этих маленьких творений восходит не только, да и не столько к классическим образчикам Басё и Иссы, но и ко всему нашему отечественному литературному хозяйству, да хоть к “деревенской прозе” – особенно если понимать ее широко, например, с охотничьих баек Ивана Тургенева. Или к “городской” метафорической краткой прозе Олеши и позднего Катаева.

      Ну да, это чудесные японские трех- и пятистишья подсказали сугубое внимание к природе и к детали, тонкость чувствования, придали отваги уложить поэтическое высказывание буквально в несколько строк. Но и хватит, можно забыть о системе слогов и прочих условностях, можно шутить, когда взбредет, с “сезонным” словом, можно населить безлюдную заморскую форму отечественными обитателями: японскими очками не скроешь русской физиономии и уж тем более того, на что через эти очки глядишь…

      Вот и получилась чудесная русская поэзия. Умная, ироничная, наблюдательная, добрая, лукавая. Крайне необходимая измученному постмодернизмом организму нашей словесности.

      Взявшему в руки эту книгу советую читать ее медленно. Отхлебывать мелкими глотками, как горячий чай с липовым настоем, а лучше с доброй порцией рябиновки. И вам непременно полегчает.

      Алексей Алёхин

      Обещастье

      Сказано все…

      В чашку слезу уронил

      Пустой самовар

      Весенняя ночь

      Дрожит на кончике сосульки

      Капля лунного света

      Оттепель…

      Еще чернее

      Ветви деревьев

      Ранней весной, проезжая по мосту через Оку

      На мартовском льду

      Потемневшем и тонком

      Одиноко чернеет фигурка

      Рыбака-камикадзе

      Тающий снег…

      От распахнутых настежь ресниц

      Ветерок в голове

      Весеннее солнце

      Разноцветные капли

      Тающего неба

      Ранняя весна…

      Из окон хорового училища

      Истошное пение

      Весеннее солнце…

      Тень сосульки тает быстрее

      Сосульки

      Капает с крыш…

      С неприязнью глядит воробей

      На клюющую сало синицу

      Оттепель

      Давятся кашей соленой

      Худые