Будь у меня твое лицо. Фрэнсис Ча

ребенке. «Я не позволю ей, не переживайте», – тягучим голосом произносит он. А Кьюри даже не читала статьи и обзоры о моей работе, где говорится обо мне как о «художнице с естественной красотой».

      – Сегодня запланирован обед с мамой Ханбина у них дома, – вопреки здравому смыслу говорю я Кьюри. – Не знаю, что надеть.

      Соседка выпрямляется, и в ее красных глазах неожиданно появляется блеск.

      – Правда? Я думала, она ненавидит тебя!

      Я строю гримасу.

      – Что ж, может, все и сорвется, но таков план. Как думаешь, мое черное платье с длинным рукавом слишком… черное? – спрашиваю я, потягивая кофе.

      Кьюри качает головой.

      – Не факт, что оно черное. Разве ты купила его не на рынке в Итэвоне? Тебе нужно что-то по-настоящему дорогое. Хотя речь скорее о том, как ты держишься в той или иной вещи. Тебе нужна уверенность, что она стоит очень дорого. – Кьюри встает и вешает сумку «Шанель» на плечо так, словно собирается уходить. – Можешь взять что-нибудь у меня! Дай-ка мне посмотреть, что у нас имеется.

      Рабочую одежду Кьюри выбирает в магазине, специализирующемся на прокате вещей для салонных девушек. Речь идет о множестве коротких юбок и облегающих платьев из полиэстера. Сомневаюсь, что у нее найдется что-то, что я бы надела. Но едва я вхожу в комнату соседки, она тут же достает из шкафа три платья в сдержанном стиле. На них все еще висят бирки универмага «Джой».

      Я с восхищением провожу пальцами по платью-футляру кобальтового цвета с высоким воротом. Чей это вкус? Явно же не Кьюри. Она ничего не объясняет, а я и не спрашиваю.

      – Думаю, это то, что нужно, – говорит она, держа в руке шелковое платье оливкового цвета с короткими рукавами и шифоновым поясом. – Тут и цвет, и фасон.

      Взяв платье в руки, я прикладываю его на себя и гляжусь в зеркало. Да, должна признаться, эта вещь прекрасна. Но от цены на ярлычке меня охватывает дрожь.

      – Нет уж. А если я на него что-нибудь разолью?

      Кьюри морщит свой прекрасный вздернутый носик.

      – Ничего, это и правда важное событие! Хочу, чтобы ты вышла замуж за сына Им Га-йун, а затем все время знакомила меня с известными людьми. – Не замечая ужаса на моем лице, она протягивает мне платье. – Примерь его, а я пока пойду умоюсь. Я должна уже готовиться к кожным процедурам.

      С этими словами Кьюри направляется в ванную. Я смеюсь, потому что знаю: она на все лицо нанесет макияж, чтобы медсестры его смывали. Соседка вечно ужасается из-за моих веснушек, отсутствия ухода за кожей и отказа следовать ее десятиступенчатому режиму дважды в день. Суджин нравится сравнивать свои последние купленные маски и сыворотки с ее – у Кьюри в шкафчике для косметики сотня разных баночек и пузырьков. А я даже и вспомнить-то не могу, когда последний раз умывалась перед сном.

      Сняв пижаму, я надеваю платье и застегиваю его сзади, когда возвращается Кьюри с поблескивающим от воды лицом. Она помогает мне застегнуться до конца и, садясь за свой столик, спрашивает:

      – Ну разве не прелесть? На тебе оно