Дождь. Меган Хорхенсен

нёзда. И вновь наступает тишина.

      Только беспрестанная дробь серого дождя скучно бьёт по набухшему от влаги сосновому лесу, примостившемуся у подножья гор, ещё месяц назад гордо носящих снежные шапки, а сегодня серо-грязных, потерявшихся в водяном тумане, неторопливо выползающем из долины и обволакивающим хребты и вершины.

      Несколько минут дождливой тишины, и лес снова вздрагивает. На сей раз сильнее. И снова взлетают птицы. Теперь их больше, гораздо больше.

      Распластав крылья, птицы парят над лесом, – невысоко, без спешки. Недоуменно кричат, щебечут, клёкочут.

      В пропитанном влагой воздухе вьётся уже всё пернатое население большого соснового леса, уютно расположившегося у подножья гор, по берегам стремительной ледяной речушки, совсем недавно настолько узенькой, что местные оленята перепрыгивали её играючи, но сейчас набухшей грязной водой, грозной и чёрной.

      Лес дрожит уже не переставая. Хвойные иголки тучами срываются с веток, пикируют и устилают водную гладь, под которой скрывается тоскливая лесная земля, превратившаяся за месяц непрерывного дождя в непролазное грязное болото.

      Проходит ещё минута, и с гор приходит гул. Сначала тихий, но с каждым мгновением наливающийся силой, приближающийся, перерастающий в грозный вой, гром и неимоверный грохот.

      Не утонувшие ещё лисы и кабаны, пережидающие дождь на холмиках, на нижних ветвях деревьев или на высоких гнилых пнях, спохватываются и стремглав, разбрасывая грязь и поднимая завесу брызг, мчатся от горы, подальше от воя и грома. Звери плывут в низинах, изо всех сил пытаясь выбраться если не на сухое место, то хотя бы туда, где можно продолжить отчаянный бег. Падают, скользя и застревая, натужно верещат, с ужасом ощущая приближение кошмара, осознают шестым чувством безнадежность бегства, но бегут, бегут, бегут…

      И, наконец, грохот вторгается в лес. Вбивается в ряд сосен на опушке, ликующе разбавляет вой треском разламываемых деревьев и терзаемых кустов.

      Стена грязи, начавшая свой путь у горных вершин, набравшая к подножью гор высоту в полсотни метров и ширину в километр, яростно обрушивается на строй сосен, переламывая стволы, перемешивая щепки и грязь, разбавляя чёрной речной водой кружащееся месиво из песка, земли, камней, разломанных бревен и ошметков зверей, не добежавших до спасительной границы потока.

      Подкрепившись тем, что ещё секунды назад было тихим, озябшим, промокшим насквозь лесом, насытившаяся мокрая стена, с ревом и нарастающим грохотом, продолжает тяжёлый бег вниз по склонам предгорий, вдоль русла реки, туда, где на выходе из ущелья спит застывший под ливнем город.

      А сверху поток равномерно поливается дождём. Непрерывным, неустанным, тяжёлым.

      Часть Первая. Солнце

      Глава первая. Алиса. Латвия

      Каноэ было настоящим – вырубленное из цельного ствола дерева, без единого гвоздя, обшитое изнутри медвежьей шкурой. А река казалась игрушечной, ненастоящей, как и вся уютная страна, которую Алиса даже на карте не сразу нашла, когда её предложили пройтись маршрутом третьей категории по короткой речке в махонькой экзотической республике, хоть и европейской, но спрятавшейся в пестроте географических карт так, что с первого раза и с лупой обнаружить не удастся.

      Река, хоть и игрушечная, однако спешно несущаяся между невысокими, но отвесными скалами, рыскающая по сторонам, забрасывающая в лодку снопы брызг, не позволяла отвлечься ни на мгновенье.

      Вот уже пять лет прошло с того дня, как Роб уговорил Алису провести первый совместный отпуск на лодке, спускаясь от истоков до самого устья по какой-то богом забытой северной канадской реке. На следующий год они сплавлялись по симпатичной португальской речушке. Затем съездили в Анды, затем в Аппалачи.

      А прошлой зимой, Роб, краснея и мучаясь, объяснил, что он к Алисе очень хорошо относится и надеется, что они могут оставаться друзьями, но жизнь есть жизнь…

      Роб вежливо попрощался и ушёл, а любовь к рекам осталась.

      Через полгода, в апреле, позвонили друзья из клуба, рассказавшие об интересной речке Амата, длиною в каких-то пару десятков километров, но сноровистой, устраивающей неожиданные засады из мелких водоворотов и отполированных глыб, прячущихся в сантиметре от пенистой поверхности.

      На берегах речушки притаились очаровательные старинные постоялые дворы, в которых нарядные поселянки подают на столы оленину в брусничном соусе. Вечерами гости рассаживаются у огромных костров, любуются звёздами, пробуют десятки сортов местного пива, слушают журчание реки, предвкушают завтрашние приключения.

      И совсем неподалёку – в часе езды, живёт Рига – старинная столица доброй тихой страны, город с готическими пиками соборов, улицами, вымощенными булыжником и разноцветными домиками.

      **

      Отправиться в поход Алиса согласилась сразу, не убоявшись грустных воспоминаний. Наоборот. Подумалось, что, может быть, вынырнет из черноты ночи симпатичный латыш, присядет рядом на брёвнышке, улыбнётся, прикурит сигаретку от выхваченной из костра веточки и спросит что-нибудь