Захватывающие деяния искрометного гения. Дэйв Эггерс

признательность и своему брату Биллу, ведь его брат Билл – такой хороший человек. И достойному и преданному редактору этой книги Джеффу Клоске, и помощнице мистера Клоске Николь Грэв, которая путает гласные, но во всем остальном чудесная женщина. Спасибо, К. Лейсон, А. Куинн, Дж. Летем, В. Вида – они избавляли автора от страхов и комплексов, не говоря уж об Адрианн Миллер, Джоне Уорнере, Марни Рекуа и Саре Вауэлл, прочитавших эту книгу еще до того, как она приобрела удобочитаемый вид (пусть даже, если вспомнить, автор подбросил Уорнеру сотню, так что благодарить его вроде как не обязательно). И еще раз – всем тем, кто стал персонажами этой книги, особенно мистеру С.М.Э. – он поймет, что речь о нем. Наконец, автор хотел бы выразить признательность мужчинам и женщинам – работникам Почтовой службы Соединенных Штатов Америки – за их неблагодарный порой труд, за то, что дело свое они делали с большим достоинством и, учитывая его масштабы и объем, с поразительным профессионализмом.

      А вот рисунок степлера:

      I.

      Через узкое высокое окно ванной декабрьский двор выглядит серым и неуютным, ветви деревьев – словно линии на чертеже. Пар из сушилки тянется из дома наружу и рассеивается, уходя вверх, в белое небо.

      Этот дом – целая фабрика.

      Я натягиваю штаны и возвращаюсь к матери. Иду через прихожую, мимо прачечной, в общую комнату. Закрываю за собой дверь, чтобы не было слышно, как в сушилке громыхают маленькие кроссовки.

      – Ты где был? – спрашивает мать.

      – В ванной, – отвечаю.

      – Хм…

      – Что?

      – Пятнадцать минут?

      – Ну, не так долго.

      – Даже дольше. Что-нибудь разбил?

      – Нет.

      – Провалился в унитаз?

      – Нет.

      – Играл сам с собой?

      – Я стриг волосы.

      – Пупок изучал?

      – Ну да. Как скажешь.

      – Убрал за собой?

      – Да.

      Ничего я не убрал, оставил клочки спутанных каштановых волос в раковине, но мать ничего не узнает. Она не может встать и проверить.

      Она лежит на диване. К этому моменту она с дивана уже не поднимается. Было время, каких-то несколько месяцев назад, когда она бодро передвигалась, ходила гулять и ездила на машине, занималась делами. Потом наступил период, когда она большую часть дня сидела в кресле у дивана, но время от времени чем-то занималась и выходила из дома. В конце концов она переместилась на диван, но даже тогда, проводя большую часть дня на диване, примерно в одиннадцать вечера вставала и босиком – даже к ноябрю с ее ног еще не сошел загар – медленно, осторожно шагая по зеленому ковру, поднималась наверх, в старую спальню моей сестры. Она спала там уже много лет – комната была выдержана в розовых тонах, чисто убрана, кровать с балдахином; и уже давно мать решила, что не может спать в одной комнате с отцом, когда тот так кашляет.

      Но вот уже несколько недель как ходить наверх она перестала. Теперь она лежит на диване, не встает, сидит, откинувшись на спинку днем, и спит ночью, в ночной рубашке, с включенным до рассвета телевизором, укрытая с головы до ног теплым ватным одеялом. Тут всё понятно.

      Сидя,