гордо восседал на огромном булане. Огромный, похожий на бесшерстного бурого быка с единственным широким рогом, булан прекрасно сочетался со своим козлоногим хозяином. Копыта солдата торчали из специально разработанных стремян, сам же наездник сидел в седле из толстого стебля рогоза, стандартных кожаных седел Койор не признавал. На спине у солдата висел его любимый двуручный ятаган с сильно утяжеленным загнутым концом. Весил меч почти пятьдесят килограммов, что делало невозможным его использование для обычного человека, но он прекрасно подходил Койору. Рядом стояли два красных и вымученных стражника, которые провозились с буйным животным добрых двадцать минут, прежде чем им удалось нацепить на него снаряжение. Люди Койора любили своего командира, столь же сильно, сколько ненавидели его ездовое животное. Во всем каганате не нашлось бы нормальной лошади, которая выдержала бы такого тяжелого наездника. Солдаты были уверены, что этот факт сильно расстраивал самого Койора, о чем, он, разумеется никогда не упоминал. Хоть сам он в лошади не нуждался, учитывая его феноменальную скорость, весь двор и войсковой состав, который знал необычного солдата, были уверены, что он втайне мечтает о собственном скакуне. Домыслы подтвердились, когда молодой солдат вернулся из очередного похода, с каменным лицом ведя под уздцы упирающегося здоровенного булана. Животное, долго время считавшееся вымершим, ни в коем случае не было ездовым и Койору до сих пор не удалось как следует его надрессировать. Однако с тех пор солдат упорно ставил булана вместе с остальными лошадьми в стойло и с убийственной серьезностью просил называть его своим «конем», настаивая, чтобы к нему относились соответственно. Это продолжалось до тех пор, пока булан не забодал в порыве ярости шестерых лучших дворцовых джебе. Потерю лошадей булану простили, учитывая заслуги его хозяина перед каганатом, но ему все же пришлось построить отдельный загон.
– Какая картина. Один монстр верхом на другом, – рассмеялся Огда, выйдя во двор крепости.
Койор отмахнулся от старика, затягивая ремешки на корсетном доспехе. В качестве защиты для груди, солдат предпочел облегченный вариант кожаной кирасы, которая выполняла, скорее декоративную цель – показать, что ее носитель готов к вооруженному конфликту. Другим снаряжением Койор себя не обременял, отдавая предпочтение мобильности и быстрым, но очень мощным ударам ятагана.
– Когда ты избавишься от этого монстра, шайтан. Вся крепость страдала четыре месяца на сухом пайке, когда у нас под боком было столько жирного мяса. Давай зажарим его, а.
– Я лично зажарю его живьем и даже попробую кусочек в тот день, когда ты бросишь пить. Согласен, старик?
– Что ж, значит никогда, – вздохнул седой алебардист.
– Старик, ты или с нами, или не мешай.
– Куда это ты собрался?
– В погоню за охотником.
– Что, поимел тебя пацан, да? Я предупреждал тебя, что нужен другой подход.
Койор оставил ремешки в покое и укоризненно
