Стихотворения. Михаил Ерёмин

стены.) не подобны

      Скелетам, обнажённым хищниками —

      Огрызки рёбер,

      Искро́шенные мозговые кости.

      И разве что одни и те же птицы

      Слетаются к останкам

      И пепели́щам.

      Никакого педалирования, никаких «прозрений», никаких криков отчаяния. Синтаксически сложная, как бы блуждающая одновременно в разных слоях воздуха, фраза. Мы словно бы вместе с нею медленно поднимаемся ввысь: там другое давление, другое содержание кислорода, другая освещенность.

      Слышны чужие голоса: на мертвых языках, с умолкнувшими интонациями, с непонятными словами, смысл которых порой угадываем, порой нет:

      Жео́ды с амети́стовыми дру́зами; пещеры:

      По сте́нам о́христые кони или ки́новарные быки;

      Провалы в памяти, хранящие сырьё для сновидений;

      Космические ды́ры, переполненные веществом —

      Как много предстоит открытий

      Пустот в пределах мироздания

      До сотворения

      Последней (Дня восьмого?) абсолютной пустоты?

      Но прорываются и иные голоса: пронзительные, живые, узнаваемые. Голоса ветра и воды, листьев и трав, зверей и птиц. Кошек. Людей. Всё в целом это сродни ренессансной полифонии, часто, кстати, восьмиголосной.

      Под сенью генеалогического древа

      Растений (Оное подобно

      Раскидистому дубу – одному из малых

      Отростков эволюционной ветви

      Двудольных.) гнус толчётся, птица

      Гнездится, выживает зверь,

      И дровосек

      Не расстается с топором.

      Они говорят (вполголоса) о любви:

      Сомкнула веки. Не вступать, а погружаться

      В сокрытый ими сад…

      Они пытаются молчать о боли:

      Дорога, как сплющенный ствол березы

      Местами как раздавленная сорока…

      Они немеют при встрече со Злом:

      Не соблазниться ли

      Не лжи́вить пыточного слова – не

      Упорствовать, не принимая

      Мгновение за единицу страха,

      А плоть за паузу в небытии…

      Они взывают к Богу:

      Бежать вражды и лжи,

      Бежать грехов гордыни и суда,

      Чтоб наизнанку, словно рукавицу

      Темницу вывернув, припасть к стопам Того,

      Чей храм сердца людей.

      В таком мире немыслима не то что литературная игра или формальный эксперимент, в нем непредставим любой разговор, кроме разговора о природе вещей. Сосредоточенное вслушивание, всматривание, внедрение в круговорот бытия, попытка его описания, структурирования и расшифровки; мистическое переживание его бесконечности, величия и непознаваемости. О таких предметах просто говорить невозможно. Разум изнемогает в постижении разворачивающейся картины, язык немеет в передаче открывшегося:

      А что