В зеркале Невы. Михаил Кураев

лед Финзалива, став проводниками единой и несгибаемой воли.

      Эта крайняя, невероятная, отчаянная мера могла быть понята лишь теми, кто сознавал всю опасность мелкобуржуазной контрреволюции в стране, где пролетариат составляет меньшинство.

      На зыбком, тающем льду, окружившем небольшой низменный остров, замыкающий горло мелководного залива, решалась судьба революции.

      Утопая в ночном мраке, колонны все дальше и дальше уходили от берега. Неразличимые в рядах бойцов, шли 300 делегатов партийного съезда, вселяя в наступающую армию решимость и твердость примером личного мужества и самопожертвования.

      Голубовато-белые спицы корабельных и крепостных прожекторов, метнувшись по высоким облакам, падали вниз и шарили по ледяной поверхности залива, словно руки слепого, отыскивая жертву для еще молчавших орудий и пулеметов.

      В затаившейся крепости ждали атаки.

      За облаками скользил ослепительный, бегущий против ветра ледяной глаз луны, густое, непроницаемое небо в сумятице летящих облаков было бесстрастным и молчаливым.

      Передние шеренги колонн хрустели подтаявшим и успевшим заледенеть настом, а сзади слышался чавкающий звук сотен ног в жидком месиве снега.

      За каждой колонной тянулись лишь нитки телефонного кабеля, ни одной из них не суждено уцелеть, как не уцелеют и телефонисты, брошенные на поиски обрывов и восстановление.

      Пехота падала на лед, подкошенная мутным лучом прожектора, но едва он уходил в сторону, бойцы без команды поднимались и шли в мокрых, липнущих к ногам белых маскировочных халатах, растворяясь в тумане на расстоянии шестисот шагов.

      Можно было не падать в мокрый снег, можно было не падать в воду, проступавшую надо льдом, если бы знать, что для защитников крепости прожектора не могли высветить ничего дальше двухсот – трехсот шагов, потому что ослепительный, отливающий синевой, как сталь хорошего клинка, луч упирался в туман как в стену.

      Лишь под утро атака шестого форта на севере и второго на юге обнаружили наступавших под крепостными стенами.

      Уцелевшие свидетели скажут о глубоком впечатлении, которое производил рев орудий, грохот разрывов, горы вздыбленной воды со льдом, сыпавшиеся с неба камни, поднятые взрывами тяжелых снарядов со дна на мелководье; скажут, как становилось во рту кисло и долго звенело в ушах от режущего воя снарядов полегче, тех, что ударялись о лед и рикошетом улетали дальше искать свою кровавую добычу…

      Лед вздрагивал, трескался, образуя разводья и полыньи.

      Колонны развернулись в цепи, и уже ничто не могло сдержать яростный натиск пехоты, знавшей, что выжить если и удастся, то только там, на острове.

      Ни крепостные стены, ни колючая проволока с электрическим током, ни фугасы, вздымавшие атакующих вместе со льдом в воздух, ни испепеляющий огонь двенадцатидюймовых орудий, способных сокрушать дредноуты и города, не смогли удержать пеших бойцов в окровавленных халатах, с черными лицами, оглохших от орудийного