О чём грустишь, май?. Елена Хейфец

подавай, одеколон дорогой купил…Что ещё? А… бывало, задерживался после работы, объясняя завалом с заказчиками.

      Раньше не было дополнительной работы и вдруг теперь почти каждый день. Это при прежней-то зарплате? Какая любовница? А она, Мила, теперь кто? Сожительница? Домработница?

      Совладать с водопадом чувств было невозможно. У мужиков верность вещь рудиментарная.

      – Дракулы! Синие Бороды! И мой секс-символ туда же! Иуда.

      Так долго ждала ребёнка – сын родился, всю себя отдала ему, но ведь и про Всеволода не забывала. Ещё умудрялась к свекрови в село ездить, огород обрабатывала, выращивая овощи – стирала грань между городом и деревней.

      А что делал муж? Вес наращивал, стирал грань между грудью и животом. Его бескрылость пугала. Смотрел, как Мила прыгает, будто заяц на верёвке.

      Ей вдруг вспомнился на базаре нищий побирушка с зайцем на привязи. На картонке было написано, что заяц из цирка и пропадает теперь от голода. Интересное решение! Зайчишка всё время пытался упрыгать на свободу, но верёвка мешала, и предприимчивый владелец зайца вновь и вновь подтягивал ограничитель заячьей свободы к себе, устраивал зайца на прежнее место. Свободолюбивое, как оказалось, животное, посидев смиренно минуту и грустно опустив длинные уши, вновь предпринимало попытку сбежать от этого кошмара, от людей, от верёвки в свой заячий мир. Было нестерпимо жаль его. Вот и Мила всю жизнь свою была таким зайцем…

      Факт, что все мужики изменщики и лгуны. Но то ВСЕ, а это – её Всеволод! А Лёшка для него теперь тоже ничто?

      Мила подошла к зеркалу и огорчилась. Постричься не мешало бы ещё три месяца назад. И седину закрасить. Лицо осунулось и опустилось. Время вспять не повернуть, но сидеть сложа руки – себе яму копать. Вот и докопалась. Подружки по салонам бегают – массажи, косметички, парикмахеры и визажисты. А она с работы и за Лёшкой, в выходной по базарам, аптекам и магазинам, у плиты и в секциях! Карьеры не сделала, убила в себе нестандартность мышления…