Подари мне эдельвейс. Мой любимый ботаник. Евгения Смирнова

ответил он.

      – Ты шутишь?

      – Нет, я еду в гости к очень милой армянской семье тете Софико и дяде Вано, у них небольшой двухэтажный домик на берегу моря, они меня давно звали, а я только сейчас смог приехать. Домик хоть и не барский, но места всем хватит, дядя с тетей люди гостеприимные, я им уже позвонил, и они нас ждут, очень хотят с тобой познакомиться.

      – Уже позвонил? То есть моего согласия в принципе и не требовалось? – Мила уперла руки в боки и вздохнула.

      «Сердится», – подумал Иван.

      – Ты же сама сказала, что не знаешь где остановиться, и что денег у тебя не много, так зачем мучиться, что-то искать, когда можно совершенно бесплатно разместиться у тети. Да и мне с тобой скучать не придется.

      – Оказывается, ты себе клоуна подыскивал, жаль, что раньше не сказал, а то я бы лучше старалась, – Мила вздыхать больше не стала, а принялась сбрасывать оставшиеся вещи в сумку и чемодан.

      «Сдается», – снова подумал Иван, и улыбнулся.

      – Значит решено, – Иван застегнул свою спортивную сумку и посмотрел на большие блестящие часы, красовавшиеся на загорелой руке.

      Часы Миле очень понравились, и она всю дорогу все выспрашивала, где он их купил, и сколько они стоят, и мечтала, что вернется домой и с первой же зарплаты купит точно такие же часы папе, у которого приближался юбилей, целых шестьдесят лет. Мила все стенала, что у папы в столь преклонном возрасте нет приличных часов, а уже положено, а часы Ивана Миле казались вполне приличными и не таким уж дорогими, ведь Иван то смог их купить, простой ботаник, значит и Мила, простой менеджер, сможет купить. Иван все время отмалчивался, или бормотал что-то, о том, что не помнит, сколько они стоят и где куплены, Мила удивлялась, вздыхала, и просила его непременно вспомнить. И Иван обещал ей вспомнить. Хотя вспоминать было нечего, он точно знал, что куплены они в Швейцарии в одном бутике и стоят как подержанная иномарка. Рассказать об этом Миле он не мог, ведь тогда пришлось бы рассказывать и о том, что он вовсе не ботаник, а всего лишь актер, впрочем, не самый лучший, как он считал, и что он все это время обманывал ее. Мила не простит, и больше не будет в его жизни ни странной девушки Милы, ни этой внезапной дружбы, снова не будет ничего. И Иван молчал.

      – Хорошо, поедем, – Мила прищурила глаза.

      «Что-то замышляет».

      – Но с одним условием…

      «Кто бы сомневался».

      – Я буду делать, что захочу, и ты не станешь мне указывать! – Мила воинственно выставила подбородок.

      – Там видно будет.

      – Нет, пообещай, – настаивала Мила, – что не будешь меня опекать, а то никакого романа мне не видать.

      – Романа? – почему-то удивился Иван, что невероятно оскорбило Милу. – Какого романа?

      – Курортного!

      – Ну, на счет романа это еще надо все обмозговать. Ты, понимаешь, курортный роман – это такое дело, на которое требуется согласие двух сторон, а моя сторона пока сомневается, – едва сдерживая смех, сказал Иван.

      – Какой же ты дурак!

      Иван не выдержал и захохотал во весь голос, Мила, скрестив руки на груди громко сопела.

      – Через