Местечко под солнцем. Галина Полынская

теперь, будьте любезны!

      – Без оператора никак?

      – Никак! Пусть морской капусты мне захватит. И покажет запись на своей камере.

      Незваные гости вышли, запирая за собой дверь на ключ. На лестничной клетке молодой человек перевел дух и произнес:

      – Он сожрет нас когда-нибудь, циклоп этот чертов. Борис Борисыч…

      – Леша, переварить не сможет, он знает это, потому и не сожрет.

      – А этот… оператор из Токио?

      – Все нормально, он уже едет.

      Они спустились на первый этаж, вышли из подъезда и присели на лавочку.

      Птицы снова закричали за окном. Аникеев вынул лист из печатной машинки, аккуратно оторвал полоску со скупым тексом: «Планета Ирумис. Катастрофы не избежать», размял бумагу, скрутил ее в бантик, капнул клеем и подвесил на тонкую резинку.

      По карнизу загрохотали когти. Черная птица, похожая на орлана и голубя одновременно, заглянула в окно. Аникеев надел птице на шею резинку с бумажным бантом, и птица немедленно улетела.

      Аникеев налил в кружку позавчерашнего чаю, жадно дергая кадыком, допил до капли, поставил кружку в раковину, присел и потрогал пальцами клавиши печатной машинки. Погладил их, закрыл глаза и так и сидел не двигаясь.

      Стемнело. К подъезду пятиэтажки подъехала машина. Распахнулась дверь заднего сидения, из салона выпал парень в рубашке, трусах и тапках. Прижимая к груди кофр с аппаратурой, он побежал к подъездной двери, где его и перехватили Борис Борисович и Леша.

      – Никаких вопросов, да? Делай все, что он говорит. Молча.

      – Да-да, – потряс взлохмаченными кудрями парень. – Я жить буду?

      – Если все хорошо пройдет, сегодня же вернешься домой.

      Аникеев приподнял веки, когда в замке повернулся ключ. В темную кухню, освещенную лишь размытым светом уличных фонарей, вбежал парень с испуганным лицом, на ходу расстегивая кофр. Вынув камеру, он раскрыл экран, поставил камеру на стол рядом с печатной машинкой и включил воспроизведение. Вслед за ним тенями надвинулись Борис Борисович и Леша. Они встали за спиной Аникеева.

      Кусок комнаты, снято на уровне груди, стало быть, скрытая камера находилась в пуговице или галстучной булавке, люди ходят туда-сюда, пару раз в кадр попадают руки и чашки с кофе. Смеются, разговоров не слышно.

      – И кто не человек? – тихо произнес Борис Борисович.

      – Все, – ответил Аникеев. – Даже обслуга. Все нелюди.

      За спиной повисла напряженная тишина. Аникеев обернулся, посмотрел снизу вверх на белую рубашку и сливающийся с темнотой костюм и велел повторить запись в замедленном режиме. Пошли руки, чашки, смех, фрагменты столов, одежды.

      – Это Процион-4, – со странной жалостью в голосе проговорил Аникеев, – это мариане, а это – чистый Фобос.

      – А обслуга? – не выдержал Леша. – Где вы увидели обслугу и почему решили, что они тоже не люди?

      – Сверкающая белизной скатерть. – Аникеев тяжело вздохнул и на ощупь поискал сигаретную пачку на столе. – Это экранирующая поверхность. Для удобства гостей. Не ткань, это металл.