Алекситимия. Кира Мюррей

и хрупкими.

      Ира стала за спиной Даниила, когда они подошли к раковине и включила воду. Раковина была Даниилу до груди и чтобы взять мыло ему приходилось тянуться вперед, но уже не приходилось становиться на носочки, как раньше. Но Ира по привычке взяла жидкое мыло и налила его в ладони, сложенные лодочкой, сына.

      Она едва ли не цокала языком, глядя на то какая бурая становиться пена.

      Женщина прищурилась, заметив что-то ярко красное на руке сына и как только тот смыл пену она аккуратно схватила его за запястье, поворачивая его руку, чтобы лучше рассмотреть это нечто.

      Кожа была воспаленной, а в центре были грязно-желтые пятна. Одно из таких пятен надулось, становясь похожим на волдырь с бурлящим внутри горячим гное. Возле ожога кожа, казалось, была раскалённой.

      – Что случилось? – взволнованно спросила Ира, все ещё разглядывая ожог.

      Он не был очень большим, но на детской руке казался чудовищной раной. Тем более у Иры не было ни одного предположения как её ребенок мог получить такой ожог. На улице было жарко, но это совсем не было похоже на обычный солнечный ожог.

      Даниил же был совершенно спокойный, смотрел на воспаленную кожу на тыльной стороне левой руки, как будто это вовсе не была его рука и он не чувствовал обжигающей боли.

      Он пожал плечами, как делают едва ли не все дети, а после бросил отрывистую фразу со слишком размытым объяснением о том, как появился этот ожог.

      Ира нервно прикусила губу и не отпуская руки сына, как будто боялась, что как только сделает это он опять где-то пораниться. Она отпустила его руку только когда быстро накинула на себя старую футболку и схватила сумку. Но после она не отпускала его ладони весь путь до больницы. Она сжимала его маленькую ладошку с короткими, тонкими пальчиками. Даниил едва поспевал за ней, несколько раз он споткнулся, но Ира не замедлялась, стараясь попасть в больницу как можно быстрее.

      Возможно, она преувеличила и достаточно было просто обработать ожог, но правда была в том, что её испугал не ожог, а поведение Даниила. Она вспоминала себя в детстве, когда кричала и плакала, каждый раз, когда падала. Даже если больно не было. Она вспоминала других детей. Они никогда не молчали, как будто не замечали своих повреждений. И они никогда не причиняли себя боль из-за любопытства. Дети были жестоки, они могли причинить боль кому-то другому из чистого любопытства и прирожденной жестокости, но никогда себе.

      Ей хотелось утешения и успокоения, чтобы кто-то кому можно доверять, заверил её, что это абсолютно нормально, а она раздувает из мухи слона. Возможно, она будет выглядеть как истеричка, но накопившиеся сомнения терзали её.

      – Что у вас случилось? – улыбаясь Даниилу спросил врач.

      У него были добрые карие глаза и седые, густые усы. Он был как ожившая иллюстрация к книге про доктора Айболита. Ира подсадила Даниила, помогая ему забраться на обтянутую клеёнкой кушетку.

      – Ожог, – объяснила Ира.

      – Так,