Контрасты. Владимир Хомичук

давно я подарил своей падчерице котенка. Маленькая девочка с черными косичками буквально помешалась на домашней живности и вздумала завести себе морских свинок. Маманя была в ужасе: в доме уже обитали черепашки, «а тут еще и свиньи какие-то вонючие», жаловалась она мне, чуть ли не плача. Кошку-детеныша я заприметил уже давно в придорожном магазине. Каждое утро по пути на работу специально останавливался возле витрины и подолгу на нее смотрел. Она отвечала жалобным мокрым взглядом, молящем о спасении и теплом уютном доме, обещала быть послушной, ласковой и чистоплотной. Заворожила меня, загипнотизировала своими зелеными очами, сверкавшими на бело-голубой мордахе. В общем, купил я маленькую зверюгу на свой страх и риск. Преподнес падчерице, та опешила и тут же напрочь забыла про свинок, собак, попугаев, черепах и каких-либо других домашних животных. Так Гоминола («леденец» в переводе с испанского) взобралась на царский трон в доме. Она стала править в буквальном смысле этого слова. Установила свой распорядок дня, согласно которому кто-то из обитателей ее жилища должен был встать в районе шести часов утра и подать ей на завтрак паштет, одобренный ее величеством после предварительных трехдневных дегустаций. Этот и только этот, никакой другой. Нет в магазине? Не мои проблемы, я не только вас, но и всех соседей на уши поставлю своим криком. Так что бегите и достаньте где угодно. А то вам удачи не видать. Я и кровати ваши могу обмочить, и песок по всему дому разбросать, и поцарапаю при удобном случае. На обед мне нужен только сухой корм. Его можно оставить в миске с утра. К трапезе я изволю приступать ровно в 15:00. Потом сиеста – послеобеденный сон. На ужин опять паштет и много воды. Вот так и никак иначе. С другой стороны, если эти неписаные правила соблюдались, это было чудо, а не кошка. Умная, она забиралась к девочке на плечо и терлась мордочкой о ее щеки. Слушалась во всем, была игруньей, но чистюлей и очень ласковой. В общем, честно выполняла данное мне в витрине магазина обещание. Меня год не было в ее поле зрения: болел. Вернулся неподвижный, в коляске. Она долго пялилась на диковинный агрегат, принюхивалась к моим ногам, шевелила усами. Еще раньше из всех мужчин она признавала только меня. Других терпеть не могла, даже двоюродного брата падчерицы. Я обзывал ее за это лесбиянкой. Так вот теперь дама встретилась с призраком из прошлого и обомлела. Спряталась опять за книжный шкаф и настороженно прислушивалась к моему голосу, поджав уши. В конце концов вспомнила: подкралась и прыгнула на грудь, прижалась и уткнулась своим носом в мой.