Эдипов комплекс. Максим Брискер

дело, в это время не мог. По словам старшего брата, мне «и здесь свезло».

      На все про все ушло три недели, а я думал, что управлюсь за одну. Когда делали операцию, ввели большую дозу анестезирующего, я три дня от него отходил, не мог даже в туалет встать, блевал и мочился в утку, слабость и головокружение были очень сильные. Когда вышел, отец оставался в палате интенсивной терапии, он едва выжил, я был в курсе, что последствия будут тяжелые, но мы не знали, что точно его ждет. Вообще, говорили, удивительно, что он не умер. Я стал ездить к нему, но ночью дежурили с ним либо мать, либо тетя Галя, брат тоже приходил, приносил дорогие лекарства. Придя к отцу в первый раз, я его почти не узнал – это был враз постаревший человек, плохо побритый, мечущийся на грязной постели, с капельницей, на которую он недовольно смотрел и ругался; у него еще и голос изменился, он словно охрип, его едва можно было расслышать, он говорил страшным шепотом. Он все просил меня дать ему трусы, чтобы он смог поскорее вернуться домой. «Трусишки мне дай, Максим, мне домой надо, работы много!» Вот что он шептал мне своим страшным шепотом, он ничего не соображал и при этом говорил очень дельно и убедительно. Когда я испуганно отвечал, что нельзя никуда уходить, он сердился и вяло махал рукой на меня, отворачивался, потом ругался на капельницу, смотрел, как из нее капает физраствор ему в вену, говорил этим ужасным шепотом «Ссыт», потому что капельница «писала» по капле, кап, кап, сводящая с ума методичность. Его доставала атмосфера этой палаты, в которой помимо него лежало еще человек пятнадцать. На второй или третий визит я угостил его бананом, он съел его покорно, как маленький ребенок или животное, на это было тяжело смотреть. После банана его пучило, он плохо спал. Тетя Галя, врач-терапевт на пенсии, объяснила, что так делать не надо. Больше я его не кормил.

      Глава 4

      Однажды, в один из таких приходов, по словам матери и дежуривших медсестер, я «спас» отца. Придя, я увидел, что он «загружался», язык заплетался, глаза закатывались. Я всех поставил на уши, прибежала медсестра и поставила ему капельницу. Сказала, что если бы еще несколько минут, то он бы «ушел». Куда ушел? Туда, сказала мне мать. Ее как будто это расстроило. Она призналась мне позже, что подходила к врачу и говорила ему, что не надо его спасать. Врач ответил резко: мы будем делать то, что обязаны. «Так ведь ты сама сколько раз его спасала!» – воскликнул я. Она всю первую ночь просидела с ним, а это было самое критическое время, когда больные срывают с себя капельницу, мечутся и часто погибают. И последующие ночи сидела на стульчике в палате, дежурила. Она отмахнулась и со вздохом сказала: «Он ленивый. Он не будет бороться… Так и останется лежачим, больше не встанет».

      Скоро конечная, Москва, Ленинградский вокзал, пассажиры уже заняли места поближе к выходу, чтобы не толпиться в очереди. В России не любят очередей, они напоминают о советском прошлом. Только мне некуда было спешить.

      Я был недоволен работой копирайтера в компании, производившей игровые автоматы. Писать пресс-релизы,