Мертвая вода. Оливье Норек

чернота вокруг зрачка уступила место карминово-красному, по правде говоря не более привлекательному. И все же в минутной тревоге пациентки Мельхиор уловил некоторое нетерпение.

      – Отложим до завтра?

      Ноэми осторожно взяла его за руку – как младший ребенок, цепляющийся за старшего. Мельхиор согласился на контакт, не слишком частый в психиатрии, и едва заметным пожатием заверил ее, что никуда не денется.

      Бесконечно бережными движениями медсестра принялась разматывать бинты, постепенно обнажая бритый череп. Затем она последовательно сняла широкую повязку, закрывающую щеку, другую – предохраняющую сломанную челюсть, и, наконец, освободила лоб. Оставался только гипс в форме буквы «Т» на спинке носа.

      По мере того как на вновь открывающихся участках кожи Ноэми ощущала холодок утреннего воздуха, ее дыхание учащалось. Она подняла руку к лицу, но не осмелилась прикоснуться. Прежде чем потрогать, ей хотелось увидеть, но, прежде чем посмотреть самой, она перевела взгляд на Мельхиора. Ад всегда таится во взгляде другого. Он словно суд. Взгляд, который изучает нас, мешает нам решиться, сдерживает, утомляет и печалит, заставляет нас любить или ненавидеть себя.

      Ноэми присела на постели, осторожно спустила босые ноги на чистый линолеум и встала. Метр, отделяющий ее от стены, на которой висело зеркало, казалось, все растягивался по мере того, как она к нему подходила. Оказавшись наконец перед зеркалом, она ничего не узнала. Никого. Этот чудовищно оплывший кровавый глаз – как часто она видела такие у избитых женщин, – нависающий над гипсом, какой обычно облепляет носы поверженных боксеров; эта челюсть, распухшая из-за трех пластин и двенадцати шурупов, которыми они к ней привинчены; серповидный шрам на щеке, как будто выгрызенной бешеным псом, и мириады отметин, усыпавших всю правую сторону лица, отчего оно стало похоже на звуковой валик для старинных шарманок. Все это было бы невыносимо, если бы речь шла об отражении Ноэми. Но это была не она.

      Она моргнула. Один раз.

      Незнакомка по ту сторону зеркала тоже моргнула.

      Ноэми приготовилась увидеть свое лицо, пусть даже изуродованное, но это уже не было ее лицом. Она не отождествила себя с анатомической моделью, уставившейся на нее из зеркала.

      «Это я смотрю на себя мертвую».

      Затаив дыхание, она застыла. Она не верила. В конце концов пальцы Ноэми легли на огромный рубец. Перехваченная хирургическими нитями опухшая дуга, которая брала начало от уха, пересекала скулу, подбиралась к носу и едва касалась губ, чтобы пройти вдоль линии челюсти до соединения с шеей.

      Ноэми инстинктивно повернула голову, словно бы для того, чтобы в зеркале виднелся лишь незатронутый профиль. На ее прошлом блеснула слеза. Потом она предъявила зеркалу правый профиль. Женщина, которой она была прежде, исчезла, уступив место незнакомому и безобразному монстру.

      Стены внезапно расступились, бездна раскрылась и поглотила ее. Мельхиор успел подхватить Ноэми, прежде чем она лишилась чувств.

* * *

      Ноэми снова оказалась в постели,