Философские обрывы. преподобный Иустин Челийский (Попович)

      Предисловие

      Не есть ли жизнь человеческая – паломничество по обрывам? Ибо каждый серьезный вопрос, который человек задает себе или мир задает человеку, уводит мысль его в обрыв. Смотрите: вопрос истины – разве это не бездонная проблема? Ища истину, пробиваясь к свету истины, человеческая мысль всегда скитается по жутким обрывам. А проблема правды, а проблема добра, а проблема зла – все только обрывы и ущелья, все мучительные и тяжелые паломничества, не так ли? А ненасытная человеческая мысль, гонимая неким врожденным инстинктом, в страстном желании спешит от проблемы к проблеме, и никак не насытится. И так всегда, до тех пор, пока ее не захватит двуединая проблема, проблема Бога и человека; эта поистине всепроблема, от решения которой зависит человеческая судьба во всех мирах.

      Ты отправился за тайной человека, и нашел ее? Конечно же, в жуткой пропасти, где вдребезги разбиваются и твой разум, и твое сердце, и твоя совесть. О! сквозь какие потемки, через какие обрывы ведет путь к истине о человеке! Здесь мысль цепенеет от боли, от муки, от стона, словно вступив в бесконечный ад, где тиранически властвуют плач и скрежет зубов. И это все продолжается и продолжается – до тех пор, пока за всеми этими потемками и обрывами ты не отыщешь херувимскую сердцевину человеческого существа: Бога. С этого момента ты вступил на светоносный путь, который ведет к совершенному решению всех самых важных проблем человеческого существа во всех мирах.

      Атом? – Какие пропасти бесконечно большого в бесконечно малом! А маленькая песчинка? – Здесь состязаются бесчисленные тайны, скитающиеся по ее бесконечным обрывам. В самом деле, есть ли что-нибудь в нашем земном мире, что не было бы обрывом для человеческой мысли? Лепесток фиалки, о милый соловушка, разве не голубоватая пропасть для потаенного разума твоей распевшейся души? Клекотанье небопарного орла, жужжанье медоносной пчелы – разве это не пропасти некой чудесной силы, необъяснимой для твоего ума, для твоего разума, o, homo sapiens! o, homo faber![7] А если око твое серьезно заглянет в лицо ближнего твоего, сколько тайн и загадок оно в нем увидит! А каждая из них – обрыв! Человек, можешь ли ты отдохнуть на этом свете? Смотри, где бы ни прилегла душа твоя отдохнуть, одр ее всегда превращается в раскаленную жаровню, в прокрустово ложе. А ты, мысль, откуда ты заплутала в человека, в его крошечное тело? Твое мучение сильнее всех мучений: каждый твой обрыв в глубину – бездонен, в вышину – необозрим, в ширину – беспределен и бесконечен. А ты, чувство, близнец ли ее, или предок, или потомок, или родитель?

      Много расселин в уме человеческом, много ущелий в сознании человеческом, но больше всего – в человеческом сердце. А они ужаснее и страшнее всех обрывов в мире вокруг человека. Откуда они? От зла нашего, людского, человеческого; от греха нашего людского, человеческого. Ибо грех и есть землетрясение, ибо грехи и суть землетрясения, которые переворачивают всю душу, и ум, и сердце и сотворяют в них

7

[О, человек разумный, о, человек творящий! (лат.).]