Дед (роман нашего времени). Эдуард Лимонов

через посредника Лукина. Они встретились в брюхе массивного здания на Мясницкой улице, ближе к Садовому кольцу, в кабинете «омбудсмена» (русские любят запудривать ближним мозги иностранными словечками). Четверо было с их стороны: Лукин, омбудсмен столицы Музыкантский (бывший префект! Уже одно это ужасно, что может быть хуже, чем бывший полицейский, пустившийся по правам человека) и два их сотрудника.

      «Площадь» представляли трое заявителей: Старуха, Дед и Константин. Начал переговоры омбудсмен всея Руси, кругленький хитрован человека, такой себе непотопляшка при любом режиме. Он приземлился в права человека исключительно по причине своей круглости.

      – Я только что встречался с президентом, и он поручил мне урегулировать конфликт на площади, – весело сказал Лукин.

      – Отлично, – прореагировал Дед. – Нами заинтересовалась высшая власть!

      – Мы вас слушаем, – сказал Константин.

      – Да. Давно пора начать переговоры, – сказала Старуха. И шамкнула так.

      На самом деле гора родила всего-навсего знакомую уже мышь.

      – Вы соглашаетесь провести следующий митинг 31 июля на Пушкинской площади, а за это 31 августа вам будет предоставлена ваша желанная площадь. Затем в следующий раз 31 октября вы согласитесь вновь на Пушкинскую площадь, а следующего 31-го идёте на вашу.

      – Глупо, – сказал Дед. – Мы не дети и не гастарбайтеры, чтобы нас гоняли с площади на площадь.

      – Этот манёвр позволит власти не потерять лицо, – пояснил Лукин.

      – Мне Пушкинская площадь всегда была больше по душе, – сказала Старуха мечтательно.

      – Я против вашего предложения, – рубанул Дед. – И выдвигаю встречное предложение. Пусть Верховный суд решит судьбу наших митингов, а я уверен, что если власть не станет давить на суд, суд решит дело в нашу пользу. Площадь, на которой мы собираемся, не специально охраняемый объект. Мы имеем право. Через суд власть сохранит лицо. Ещё и сможет подчеркнуть, что подчиняется судебному решению.

      – Я поддерживаю предложение коллеги, – сказал Константин.

      – Мне вообще-то больше по душе Пушкинская, мы там собирались все годы, старые диссиденты, – вздохнула Старуха и минут на пять погрузилась в публичные воспоминания. Завершила она, впрочем, глубоким вздохом. И резюмировала:

      – Я бы согласилась на Пушкинскую, но мы все, заявители, принимаем решения путем консенсуса. Так мы договорились. Поэтому я нехотя вынуждена присоединиться к моим товарищам.

      – Жаль, – вздохнул посредник Лукин, – власть настроена решительно. Они не могут уступить.

      – Они не уступят, – вмешался бывший префект. – Всё будет очень плохо. – Оба посредника вздохнули и замолчали угрожающе.

      – Вы решили под конец нас запугать? – спросил Дед.

      – Ну нет, что вы, только информируем. Посоветуйтесь друг с другом. Дня три вам хватит?

      Он подвозил Константина в машине до метро.

      – Без нас она бы согласилась на Пушкинскую, – сказал Константин. Константин