Веселые приключения мальчишек. Дмитрий Андреевич Соловьев

на ветке уснет, и сам вниз свалится. Но это не понравилось моему братцу, который залился горючими слезами и обозвал нас бяками.

      Со стороны это, наверное, выглядело смешно, но сидеть, сложа руки, любуясь вопящим братом, мы не могли, да и не хотели. И я, при помощи пыхтящего от усердия Мишки, сумел дотянуться до ближайшей ветки.

      Дальше дело пошло веселее, и я вскарабкался наверх, словно по лестнице.

      Но рано я радовался.

      Пока я к нему вскарабкивался, мой трижды ненаглядный братец, со свойственной ему наивностью, решил посмотреть на прилетевшую птичку поближе и залез на самую верхушку.

      Теперь он сидел, обхватив ногами и руками тонюсенькую макушку дерева.

      Лишь трогательный хохолок листвы реял над его собственной макушкой и он, вместе с ветром проделывал опасные кренделя на высоте пятиэтажного дома.

      Теперь ему, конечно, стало страшно. Глаза его были крепко зажмурены, а рот, соответственно, широко открыт, что позволяло ему орать во всю силу своих легких.

      Почти непрерывно он оглашал окрестности горестными воплями и совершенно не слышал моих увещеваний.

      В конце концов, потеряв терпение, я тоже заорал на него, снизу ко мне присоединился Мишка. И так мы орали, кто громче, на протяжении нескольких минут.

      Первым умолк братец. С интересом свесившись, он во все глаза таращился на меня и смеялся.

      Ему было смешно!

      – Бяка закаряка, – подвел он итог своим наблюдениям, и доверчиво протянул мне ладошку.

      Что бы дотянуться до него, мне пришлось подняться еще выше. С предельной осторожностью, я снял своего братца с ненадежной макушки, и, нагнувшись, усадил его на крепкую ветку.

      – Смотри, не упади, – предостерег я вертлявого младенца, и собирался дать ему еще пару ценных советов, когда сук, на котором я стоял, с треском обломился, и я молча полетел вниз.

      Сказать, что я испугался, ничего не сказать!

      За четверть секунды полета, я вспомнил всю свою жизнь, успел покаяться во всех грехах, обозвать идиотом себя, Мишку и особенно братца, а так же торжественно поклясться никогда не лазить по деревьям!

      Все эти ценные мысли пронеслись у меня в голове за время достаточное для того, что бы с размаху грохнуться на расположенную чуть ниже толстую ветку.

      Пребольно ударившись, об нее животом, я, словно летучая мышь, повис, раскачиваясь над бездной кверху тормашками.

      В таком положении мне не составляло труда любоваться своими ногами, которые болтались в непосредственной близости от моего носа.

      Рассматривая себя со столь необычной точки зрения, я впервые увидел, до чего старые у меня сандалеты и насколько протерты джинсы на коленках.

      Где-то внизу бестолково бегал, размахивая руками, Мишка, и участливо спрашивал, как я себя чувствую.

      Его глупые вопросы я только потом расслышал, а в начале я не мог ни вздохнуть, не выдохнуть. Так я капитально треснулся.

      Прошло некоторое время, прежде чем я, приняв нормальное положение, огляделся.

      В мире ровным