Мессалина. Рафаэлло Джованьоли

тетушку!

      Они снова замолчали.

      Вскоре Калигула, у которого от неудобного положения уже затекли руки, выпрямился и, прощаясь с Мессалиной, произнес вполголоса:

      – До полуночи. – И громко добавил: – Прощай, моя уважаемая тетя, и да будут боги благосклонны к тебе!

      – Прощай, божественный Гай! – сказала Мессалина так, чтобы ее слышали окружающие, – славы и здоровья тебе, надежда империи! – И, не удержавшись, чуть слышно добавила: – Остерегайся ревнивого ока Эннии Невии.

      Калигула сделал презрительный жест, поклонился Мессалине и стал подниматься по лестнице, вновь поприветствовал супругу Ацеррония Прокула и жен еще нескольких сенаторов, дружески пожал руку Гнею Домицию Агенобарбу и наконец задержался около Фабия Персика, который все предыдущее время мрачно наблюдал за Калигулой и Мессалиной. Но, по мере того как император приближался к нему, морщины на лице старого подхалима постепенно разглаживались. Вскоре у него появилось выражение испуга, быстро сменившееся его обычной слащавой улыбкой.

      – Сальве, божественный император Гай Цезарь Август! – заискивающе произнес Персик, когда Калигула подошел к нему.

      – Сальве, Персик, самый богатый человек моей империи.

      – О, что ты! Не верь. Не верь слухам.

      – На днях я загляну в твой кошелек!

      – О Цезарь! Владыка Рима! Владыка всего мира! Ты же знаешь… все скромное состояние и вся скудная кровь твоего преданного слуги Павла Фабия Персика принадлежат тебе.

      – Благодарю тебя за эти слова, мой добрый Персик! – удовлетворенно проговорил Калигула и, на прощанье пожав руку ростовщика, вышел из ложи.

      В то же мгновение Персик выпрямился и с выражением превосходства на лице оглядел патрициев.

      Император же направился к подиуму, но почти сразу натолкнулся на смертельно бледную, обессиленно прислонившуюся к мраморной стене коридора Эннию Невию.

      – Что случилось? Что с тобой? – нахмурившись, спросил Калигула.

      – Я… несчастнейшая из женщин, – с трудом выговорила она. – Я все видела. Ты меня предал.

      – Ради Марса-мстителя, – посмотрев по сторонам, угрожающе прошептал император, – замолчи. Не устраивай сцен. Ради всех богов!

      – Нет… не волнуйся, божественный Цезарь, – тихо проговорила Энния, и ее прекрасные глаза наполнились слезами. – Никаких сцен больше не будет. Я тебя слишком люблю… тебя, а не эту императорскую хламиду. Я в отчаянии. Но пусть оно тебя не огорчает. Я хочу попрощаться с тобой… чтобы уйти… навсегда!

      С трудом выговорив эти слова, она вдруг быстрым движением откинула край своего мехового палия и показала Калигуле маленький острый кинжал, который сжимала в правой руке.

      – Ради богов! Не делай глупостей! – испуганно пробормотал Калигула. – Отдай мне кинжал!

      – Нет, мой бывший возлюбленный… прощай навсегда, – ответила Энния и бросилась бежать вниз по лестнице, которая вела к аркадам цирка.

      Хотя и свирепым характером обладал Калигула, кровь и порок еще не стали постоянными спутниками его жизни и не настолько