Игрушка из Хиросимы. Максим Шахов

своих слов Мизуки Такахито развела руками, как бы предлагая полюбоваться собой. И Бондарев полюбовался. Не забывая бросать настороженные взгляды на ширму, за которой могли спрятаться сразу несколько человек в черных масках.

      Усмехнувшись, Мизуки сложила невесомую перегородку и предложила Бондареву расположиться в одном из кресел или на диване. Он выбрал последний вариант, сел таким образом, чтобы было проще выхватить оружие, и пробормотал:

      – Неожиданная новость.

      – Разве Боровой не предупредил вас о том, что я женщина?

      Бондарев нахмурился, припоминая:

      – Он просто попросил помочь своему другу, Мизуки Такахито.

      – Я и есть этот друг.

      Японка не видела никакой разницы между другом и подругой. Бондарев еще раз прикинул ее возраст, а потом вспомнил, сколько лет его командиру, и спросил напрямик:

      – Друг или любовница?

      – Любовница, – ответила Мизуки. – Бывшая.

      – И давно вы встречались в последний раз?

      – Очень давно. Тогда мне было пятнадцать, а теперь сорок. – Назвав свой возраст, она бесстрашно посмотрела Бондареву в глаза. – Считайте сами, когда это было.

      Он сосчитал, присматриваясь к собеседнице. Да, в ее глазах и губах угадывалась зрелость, но ее кожа была гладкой и упругой. И эти полные груди, натягивающие голубой шелк! Неужели…

      Глядя на него, Мизуки покачала головой:

      – Никакой пластической хирургии.

      Скрывая замешательство, он вытащил сигарету, закурил, не испросив на то разрешения, и произнес:

      – Лучше расскажите, что вас может связывать с Боровым.

      Ее ноздри, уловившие запах дыма, сузились. Она сходила за пепельницей, сунула ее Бондареву и на этот раз опустилась не на диван, а в одно из кресел, где забросила ногу на ногу и приняла достаточно горделивую позу.

      – Юра Боровой был русским шпионом, когда мы познакомились, – начала Мизуки. – Я спасла его жизнь, он спас мою, а потом мы любили друг друга. Долго. Целых одиннадцать дней.

      Курить Бондареву расхотелось. Он потушил сигарету и уставился на японку с неподдельным интересом:

      – Как же вы встретились?

      – Не думаю, что имею право посвящать вас в детали, – заметила Мизуки.

      – А в общих чертах?

      – Наша семья тогда бедствовала. Компания отца задолжала огромные деньги, его посадили в тюрьму. Мать была в отчаянии, у нее не было работы, она не знала, как прокормить меня и больного братишку. – Японка помолчала, набираясь решимости, а потом закончила: – Случилось так, что меня пришлось отдать в гейши.

      – И сколько же лет вам тогда было? – с любопытством взглянул на нее Бондарев.

      – Четырнадцать.

      – Сколько?!

      – Мне еще повезло, – усмехнулась Мизуки. – Некоторых продают в десять.

      – Да, очень удачно получилось, – согласился Бондарев.

      Японка не уловила его сарказма.

      – А год спустя, – продолжала она, – я встретилась с Юрой.

      – Боровой посещал гейш?

      – Он был ранен, его преследовали, он