Младенец и черт. Борис Акунин

была тихая. Этаж третий. Над ним еще четвертый, оттуда раздавались неуверенные фортепианные гаммы. Там квартировал учитель музыки.

      – Ходиль-ходиль, ночь пропадаль, я не шпаль, – не выдержал долгого молчания слуга. – Лицо битый, ein blauer Fleck.

      – Синяк, – подсказал господин.

      – Зиняк. Пришель – пустая рука.

      – С пустыми руками.

      – Кто лицо побиваль?

      Зепп изобразил под носом тараканьи усищи:

      – Какие-то господа из контрразведки. Князь Тараканов. Черт с ним, не в нем дело. Где спрятал папку наш футболист? Вот в чем вопрос. – Он забарабанил пальцами по раме. – Вынес из секретной части, но не с территории. Где же, спрашивается, папка? Крестик, что за крестик? Хм, ребус.

      Он еще долго ходил по комнате – то молча, то снова принимаясь бормотать:

      – Ребус, ребус… Из секретной части вынес… С территории не вынес… «Сами пойдете – сами найдете – сами возьмете»…

      Тимо, не привыкший сидеть без дела, сортировал на столе принесенное из прачечной белье. Здоровенные костлявые ручищи сноровисто раскладывали сорочки к сорочкам, простыни к простыням.

      Вдруг Зепп остановился и показал пальцем на крошечный лоскуток, пришитый к уголку наволочки.

      – Это еще что? Вон то, белое?

      – Китайский… Нови Wascherei…[4] Китайский человек пришиваль. Очень хороший китайский человек. Чистый, аккуратный. Любит порядок.

      Выругавшись по матери, капитан разворошил весь сверток. Метки были всюду, даже на носках.

      – Тяжело жить с идиотом, – пожаловался Зепп. – Из-за такой ерунды обычно и сгорают! Все спороть к чертовой матери! В эту прачечную больше ни ногой!

      – Там остался четыре хороший Laken.[5]

      – Черт с ними.

      Расстроенный Тимо засопел, но спорить не осмелился. Он достал странные вязаные гольфы – вместо стопы одна бретелька – и аккуратно скатал трубочкой.

      – Ну конечно! – Фон Тефельс с размаху хлопнул себя по лбу. – Одиннадцатое! Эврика!

      Наклонился, звонко чмокнул Тимо в щеку. Тот захлопал белесыми глазами. Последний раз Зепп поцеловал своего преданного слугу двадцать пять назад, когда пошел в первый класс гимназии.

      В контрразведке

      Студенту Романову этой ночью спать тоже не пришлось. Его беспрерывно допрашивали.

      Кошмарное недоразумение разрешилось лишь к утру.

      – Угу. Угу, – мрачно хмыкал в телефонную трубку хромой штабс-ротмистр, глядя в протокол допроса.

      На том конце провода надзиратель околотка, где был прописан Алексей Парисович Романов, сообщал сведения об арестанте. Всё совпадало. Сын личного почетного гражданина, уроженец Санкт-Петербургской губернии, православного вероисповедания, студент физико-математического факультета, под надзором не состоит, временно жительствует у родного дяди, присяжного поверенного Г.С. Романова.

      Собственно, и так было ясно, что мальчишка не при чем. Провал случился из-за нелепого стечения обстоятельств.

      Лучников-то

4

Прачечная (нем.)

5

Простыня (нем.)