Я – прИступник. Данила Решетников

исходящий от лампы, что горела над дверью, стал заметно тусклее, а сон мой значительно ближе. Разговор, между сидящими внизу ребятами, подутих. Я в последний раз промотал кинопленку своих теплых мгновений с Настей и уснул так крепко, что глаза смог открыть не скоро. Даже очень не скоро…

      «Захожу я однажды в камеру. Там урки. Человек десять. Один из них подходит и говорит таким жадным голосом:

      – Вилкой в глаз или в жопу раз?

      Я разворачиваюсь, начинаю лупить по двери руками и ногами, что было мочи. Урка кричит:

      – Ты чего?

      Я отвечаю, обернувшись в полоборота:

      – Да что-то я среди вас ни одного одноглазого то не вижу!»

      2. С головой в унитаз

      Утро. Камера. ИВС. До изнеможения холодно, мерзко и одиноко. Я выглядываю сверху из-за матраса. Одноглазый снова лопает кашу, будто этот процесс у него и не прекращался. Парень спит, лежа на первом ярусе подо мною, свет вновь горит на полную мощность.

      – Ты баланду будешь? – заметил одноглазый, что я проснулся. – А, барыгосик?

      Я отвечаю ему положительно, слазаю, с горем пополам забираясь в свои кроссовки, хватаю тарелку, в которой уже лежит каша и начинаю есть стоя, боясь присесть.

      – Думаешь, влезет больше? – с ехидной ухмылкой спрашивает у меня мужичок. – Вчера ты совсем ни хера не поел.

      – Знаю. Просто кусок не лез в горло.

      – Надо привыкать потихоньку. Этот нектар Богов тебе еще долго вкушать.

      – Думаете, долго?

      – Ну…лет десять, наверное. Я не знаю, какая там сейчас проходная.

      И снова ком в горле. Ну зачем я только спросил?

      – Да ты не мороси, – с напутствием произнес одноглазый. – Будешь гнать за срок – еще хуже сделаешь. Так что главное вовремя смириться с тем, что произошло. Что уже ничего не исправить.

      Теперь всякий аппетит уж точно сошел на нет. Я поставил тарелку на стол чуть громче, чем надо, как мне показалось, и тут же взглянул на парня, обрастая невольным страхом. Тот перевернулся на другой бок, причмокнул дважды губами и сладенько засопел. Я выдохнул с облегчением.

      – Ссышь? – усмехнулся опять одноглазый.

      Я промолчал.

      – Ну ссы, ссы, – продолжил он издеваться. – Статейка у тебя нездравая. Почетом уж точно пользоваться не будет. Так что крепись, парень.

      Из-за спины раздался звонкий удар по металлу. Я повернулся. Это ударили по двери.

      – Парейко? – прозвучала моя фамилия громогласно, с вопросительной интонацией.

      Я подошел к двери.

      – Парейко? – спросили повторно и я увидел в большом глазке человеческий глаз, отчего испугался немного, но тут же ответил:

      – Я здесь. Что случилось?

      – Собирайся. У тебя суд.

      Я забегал глазами по камере. Одноглазый смотрел вопросительно.

      – Хули ты заметался, че жид в НКВД. Чай дохлебывай и уебывай, – добавлял он с негодованием. – Посуду помыть не забудь.

      Однако я не успел. Дверь открылась практически сразу после его бурной речи. Мужчина в форме попросил настоятельно пройти